Поддержать

Капитализм возможностей и гиперотчуждение субъекта выгорания

Loading

Алексей Соловьев рассказывает о том, как потребление возможностей сменило потребление вещей и создало новую культурную ситуацию, в которой каждый вынужден осваивать антикризисное управление собственной жизнью.

Поводом к написанию этой статьи стала не столько рефлексия над темами, которые занимают меня последние годы, сколько феномен миллионов обычных людей, «тапающих хомяка» и грезящих о возможном криптообогащении через участие в игре-кликере. Застрявшие в «петле обратной связи» крипто-хомяки — лишь одна из граней того опыта, который стал основным фоном культурной среды позднего капитализма.

Другим поводом к написанию текста оказалось накопление материалов в контексте совместной работы с участниками серии семинаров «Распаковка контекстов», которые я веду с начала года и которые позволяют совместно осмыслять с заинтересованными людьми новый дивный мир в многообразии его проявлений и их влиянии на повседневную жизнь каждого из нас.

Вслед за Жан-Франсуа Лиотаром я представляю философствование как упражнение в чуткости к различиям и нюансам. Двигаясь от темы к теме в исследовании ландшафта позднего капитализма и культурно-исторической ситуации, именуемой Зигмунтом Бауманом «текучей современностью», моё внимание привлекают феномены, осмысление которых содействует пониманию нашего положения. В этой реальности разворачивается производство гибридной формы субъективности, названной мною в статьей «Капиталистический идеализм и рынок утопических микронарративов» customer/mind worker.

Однако у любой концептуализации есть ограничения, присущие выбранному словарю описания тех или иных феноменов. Очевидно, что задуманное исследование никогда не оборвётся составлением «окончательного словаря» (в чём я разделяю позицию Ричарда Рорти) и может быть продолжено в связи с постоянным обнаружением новых контекстов. В этом тексте предложено развитие той культурно-антропологической оптики, концептуализация которой была намечена в ряде моих (и написанных в соавторстве с коллегами) текстов, а также серии видеоразмышлений на моем канале.

Эстетический гипериндивидуализм и массовая неофилия модного общества

Жиль Липовецки в книге «Les Temps Hypermoderns» описывает современное социальное устройство как «модное общество», ориентированное на быстрые тренды и удовольствие в настоящем. Подталкивает к этому притягательная эйфория следования  эстетическому принципу: «совершенно новое, поэтому совершенно прекрасное». Таков закономерный итог краха проектов «светлого будущего», сменившихся погоней за «счастливыми мгновениями» в настоящем.

В своём первичном содержании эстетический опыт — это совокупность чувственных впечатлений, получаемых благодаря работе сенсорных анализаторов и способности мозга складывать их в общую картинку. Однако опыт непосредственного восприятия стал главным объектом для интервенций со стороны агентов «экономики внимания». Эстетическая индивидуальность и способность креативно представлять себя публике становится одним из важнейших конкурентных преимуществ в культурном пространстве, завязанном на визуальных образах и получаемых от них впечатлениях. 

Модное общество генерирует «красивую картинку» и создаёт характерную для него эстетику, соблазняющую зрителей «спектакля» грезить возможными сиюминутными чувственными удовольствиями от обновления гардероба, фото в модных туристических локациях или новых ресторанах с экзотической кухней. Но один визуальный образ с лёгкостью меркнет на фоне другого, и эти грёзы стимулируют новые проявления эстетической конкуренции — от гонок «залетающих рилс» до бесконечной охоты на удачную шутку (чем заняты не только стендап-комики, но и миллионы энтузиастов, мечтающих стать смешным скриншотом из «Х»). Да и сам эстетический труд «предпринимателей самих себя», проявляемый в различных формах от повседневного макияжа до пластической хирургии, становится все более и более требовательным в свете возможности  наблюдать за тем, что ещё могло быть его результатом.

Мне попался ролик, где девушка-азиатка в розовом платье находится на берегу небольшого озера. Она приехала туда на розовой машине и затем надувает розовый плот-палатку, спуская его на воду. В следующую секунду в ней появляются кот, множество маленьких гаджетов и даже блютуз-колонка с приятной музыкой. Ещё мгновение и она рыбачит, а затем готовит пойманную рыбу прямо на воде. Всё это сопровождается кадрами снятыми с дрона, который она же запустила. Эта прекрасная история наглядно демонстрирует работу воображения, которое подталкивает человека к фантазии «я хочу также» и, как следствие, к стремлению приобрести всё это множество предметов для организации того опыта, который продемонстрировала «розовая барышня». Простой поход на озеро в лес с костром и пребыванием на природе в любой провинциальной локации — лишён этой гламурной яркости, оказываясь не мечтой, а унылой прозой жизни. 

Эстетический гипериндвидуализм подталкивает к двум формам самореализации в эпоху текучей современности. Внимание на эстетическом опыте проявляет себя, с одной стороны, как акцент на персональном чувственном переживании, но, с другой стороны, и как проявление умения создавать уникальный эстетический опыт, а, следовательно, обладать креативными способностями для генерации такого опыта. 

Люди становятся ловцами ярких впечатлений или охотниками за эстетическим опытом. Инструменты психополитического управления ловко подталкивают вновь и вновь стремиться к чему-то новому, оригинальному, необычному, красивому до кинематографичности и удивительному до вау-эффекта. Игра неолиберального воображения вовлекает как творцов, так и зрителей в постоянное производство/потребление новых эстетических переживаний. Так или иначе, происходит трансформация повседневного опыта и реальная жизнь интегрируется в производство бесконечного «нагромождения спектаклей» по Ги Дебору, становясь непрерывным потоком реалити-шоу. Персональный продающий перфоманс личного бренда, создание контента и его потребление в качестве зрителей образуют культурный медиаландшафт эпохи текучей современности.

Конкуренция предпринимателей самих себя с неизбежностью оборачивается необходимостью быть креативным. В своей концепции общества сингулярностей Андреас Реквиц подчёркивает тесную связь гипериндивидуации с творческой активностью в культурном пространстве «нового капитализма». Быть творческим – уже не является особой привилегией одарённых художников, литераторов или музыкантов. Это требование адресовано всякому, кто уверовал в нормативные предписания превращать жизнь в успешное экономическое предприятие.

Диспозитив креативной экономики проникает в самые разные сферы жизни от быстрой моды и создания контента в личных блогах до дизайна технологий и сервисов. От людей в разных сферах жизни и деятельности требуется создавать нечто уникальное, что притянет к себе как можно больше внимания с последующей его монетизацией. Желание переживать экстраординарные моменты счастья, пребывать в уникальных местах с необычными людьми и быть не таким как все парадоксальным образом становится массовой тенденцией. И всё это стремительно обновляется день ото дня. 

Модное общество последних лет – уже не просто мир гегемонии быстрой моды по Липовецки. Теперь за турборежим компульсивного потребления отвечают ультрабыстрые тренды, делающие само привычное понимание моды слишком неповоротливым, поскольку сегодня всё, что претендует на сверхсовременность и сверхактуальность, становится культурным пластом, который можно упустить, только моргнув. Если мода предполагает балансирование на острие культурной новизны, то ультрабыстрые тренды намеренно идут дальше, заведомо соскальзывая с этого острия, чтобы дать дорогу новым таким же. И это не просто ускорение и без того быстрых обновлений, это что-то превышающее возможности человеческого восприятия с характерным для этого процесса нейрональным насилием. Не успевая схватить и осмыслить персональную значимость ультрабыстрых трендов для себя, субъект сталкивается с тревогой и повышением импульсивности поведения ввиду страха упустить важное.

Темпоральные искажения и опьяняющий соблазн эфемерного

Модное общество ускоряется, радикально меняя саму форму потребления под влиянием ультрабыстрых трендов. Классический потребитель времен одномерного человека Герберта Маркузе стремился к обладанию вещами и их накоплению, выбирая модус «иметь» как более привлекательную альтернативу модусу «быть». В лекциях о новом капитализме Ричард Сеннет пишет о потребителях потенциала или возможностей («consumers of potency»), поскольку ускорение циклов производства/потребления в динамике ультрабыстрых трендов снижает наслаждение обладанием и смещает фокус на эфемерное впечатление лишь от мимолётного соприкосновения с модными вещами. Это похоже на китайские стриминги, где модели невероятно быстро переодеваются, а затем зрители должны как можно скорее перейти по ссылке, чтобы успеть купить предложенный образ. Чтобы не упустить возможность быть модным именно в это мгновение. 

Ультрабыстрые тренды гипертрофированно акцентируют ценность новизны в качестве основной и единственно важной, создавая конвейерное производство вспыхивающих образов, эфемерность которых релевантна текучей идентичности потребителя возможностей. Образы сменяются один за другим, а вещам уготована короткая жизнь с одноразовым появлением в коротком видео в несколько секунд.

Некогда Жан-Франсуа Лиотар заметил, что после краха больших нарративов ключевой задачей в броуновском движении позднего капитализма становится стремление каждого участника выиграть время в жесточайшей рыночной конкуренции. Жиль Липовецки подчёркивает фиксацию на текущем моменте как новую модель реальности, в которой умерла политика «светлого будущего». Обещание эйфорического счастья «здесь-и-сейчас» для субъекта, одержимого неофилией, всегда происходит в режиме немного отсроченного настоящего, заключённого в самом статусе потребителя возможностей. Непрерывное обновление эстетического опыта порождает существование в зазоре между настоящим и ближайшим будущем, возможности которого всегда сулят ещё более прекрасный опыт, но в то же время увеличивают инфляцию уже существующего. Потребляя возможность новых впечатлений от того, что произойдёт завтра или через несколько дней, человек живёт в ожидании праздника, который никогда не состоится, потому что реальность всегда проигрывает красивой упаковке того, что ещё не случилось. Потребление возможностей приводит к тому, что мы, как Марсель Пруст, мечтавший ехать в карете с женщиной в Булонском лесу, сидим в этой самой карете с той самой женщиной и переживаем разочарование в духе мемов «ожидание/реальность».

Система модного общества, где устойчивые нарративы с ценностно-смысловыми ориентирами уступили первенство ультрабыстрым трендам, подчинила жизнь современного человека эфемерным образам, чувственным впечатлениям, постоянным изменениям и логике скоротечной утраты актуальности. Быстрые тренды технически реализуются благодаря покупкам на маркетплейсах в один-клик, экспрессивному инфлюенс-маркетингу с оперативным сториселлингом на службе у популярных брендов и широкой сети финансовых организаций, связанных с потребительским кредитованием. Но психологическим ядром этой компульсивной одержимости модой и роскошью предстаёт боязнь упустить интересное или важное, возникающая на фоне актуальной инвестированности ментальных ресурсов в поиск интересного и важного. Это состояние выражает себя в тревожном беспокойстве оказаться не в тренде, быть не модным и упустить то, благодаря чему можно выиграть в конкурентной борьбе эстетизированных предпринимателей самих себя, ежедневно конструирующих личные бренды и представляющих своё существование как бытие-в-перфомансе. Ультрабыстрые тренды играют с болезненными переживаниями неофилов, усугубляя их страхи быстрыми сменами новых коллекций, сроки жизни которых измеряются всего несколькими днями.

Страх упущенных возможностей из мира эстетизации настоящего в модном обществе распространяется на самые разные сферы личного существования человека, принимающего в качестве единственной реальности новый капитализм возможностей.

Потребители возможностей приобретают фитнес-абонементы, мечтая о стройной фигуре к лету, но не посещают зал; бесконечно делают репосты с подборками книг, которые никогда не будут читать; скупают и скачивают курсы для участия в гонке «непрерывного образования», большая часть которых никогда не будет даже начата, а другие не пройдены до конца. Ричард Сеннет приводит пример с дорогим внедорожником, в рекламе которого были показаны возможности удивительных путешествий в экзотические места, но в реальной жизни это станет машиной для того, чтобы отвезти детей в школу и съездить за покупками в гипермаркет на выходные. Избыток возможностей, переживаемый как нехватка, парадоксальным образом формирует структуру неустойчивого опыта внутренней жизни, где быстрая смена впечатлений и стремление оказаться «везде и сразу» порождают обездвиженного субъекта, пытающегося двигаться во всех направлениях одновременно, но остающегося парализованным в попытках переиграть законы физики и нейробиологии собственного существования. Люди, с дикой скоростью компульсивно тапающие хомяка, во всех смыслах оказываются яркой иллюстрацией застывания внутренней жизни современного субъекта.

Испытывающий экзистенциальное головокружение от избытка свободы выбора и одновременно стремящийся использовать как можно больше возможностей для личного развития или получения удовольствия субъект в какой-то момент сталкивается с горькой правдой жизни, прекрасно описанной комиком Сергеем Зориком в рассказе о том, как отсутствие у него финансовой грамотности выражается в неумении не только откладывать деньги, но и в том, что он занимает деньги у себя из будущего.

Сегодня можно встретить немало разоблачений невероятных возможностей «фальшивой роскоши» у блогеров-инфлюенсеров разной степени популярности. Ярок кейс с танцующим миллионером Джанлука Вакки, демонстрирующего гедонистический шик и гламур в окружении загорелых красоток, но, в итоге, за фасадом будоражащей фантазию картинки в соцсетях скрывались огромные долги по кредитам. Диалектика возможностей/долга обнаруживает тёмную сторону нового капитализма с его продающей демонстрацией счастливой «эйфории настоящего». За блаженной улыбкой потребителей возможностей мы обнаруживаем учащенно бьющееся от нарастающей панической атаки сердце. В этом образе обнаруживает себя иная ипостась героя нашего времени — риск-менеджера, вынужденно осваивающего стратегию антикризисного управления бизнес-проектом-собственной-жизни.

От потребителя возможностей к менеджеру рисков

Если классический предприниматель рискует собственным капиталом ради получения прибыли в будущем, то неолиберальный предприниматель самого себя становится, по словам Венди Браун, самоинвестирующим субъектом, рискующим собственной шкурой своим человеческим капиталом ради счастья, успеха и финансового благосостояния иного уровня. Берете ли вы кредит для оплаты обучения, откладываете ли на новую модель смартфона или тратите накопленное на путёвку в долгожданный отпуск в надежде поправить ментальное здоровье – в любом из этих или подобных им сценариев вы с неизбежность становитесь менеджером рисков, поскольку приобретаете не готовый продукт, а возможность движения к успеху, благополучию или опыту счастливой жизни. 

В литературе, посвященной темам управления изменениями и рисками, проводится граница между толерантностью к риску и способностью к риску. Первое означает качество субъективного переживания риска, то есть способность и степень эмоциональной готовности идти на риск, переносить его на психологическом уровне, а второе предполагает  наличие капитала, позволяющего безболезненно идти на риск ради удачных инвестиций, расширения бизнеса или совершения иных изменений ради развития себя или своей компании. Современная пропаганда стремления к риску нацелена именно на повышение толерантности к нему. Это укрепление позитивной самоценности риска как платы за потребление возможностей лучшей жизни выражает настойчивое укрепление модели рискового поведения как главного ингредиента жизни с безграничными возможностями. В уже ставшей классикой песне Фаррела Уильямса «Happy» предлагается похлопать всем, кто принимает отсутствие ограничений для личного развития в качестве аксиомы, а самого себя как «комнату без крышки», где предел только небо.

Недоступность реального капитала для большинства людей, вынужденно принимающих необходимость наращивать толерантность к риску не только в финансовой сфере, но и в повседневной практике жизни, создаёт во внутреннем мире такого гиперневротизированного субъекта эффект короткого замыкания. Вместо мотивации и бодрого движения к новым достижениям торжествует симптоматика различных ментальных расстройств в качестве защитных механизмов психики, не выдерживающей повседневного стресса от жизни на пределе.

Если понять ситуацию таким образом, то тапающие криптохомяка перестают быть предметом удивления и делегированного стыда. Вместо этого мы можем увидеть в них людей, которые пытаются совместить несовместимое: природную низкую толерантность к риску и реализацию культурного требования рисковать. Ответом становится магическое мышление, буквально ритуальное подражание высокорисковой активности, где вложения финансового капитала заменяются вложениями психологического и даже моторного капитала, призванными снизить имеющийся уровень тревоги заполнением времени жизни сенсорной активностью, направленной на финансовый успех.

Усугубляется внутренний конфликт гибридной субъективности менеджера рисков и потребителя возможностей своего рода квантовыми аномалиями «модного общества». Человеку предписано получать максимум наслаждения в настоящем и одновременно пребывать в тревожном беспокойстве о будущем, принимая неизбежность само-инвестирования в качестве единственной формы жизнеобеспечения и устойчивого благополучия. Переключение внимания с фокуса на удовольствии в настоящем на волнение о будущем зажимает индивида в зазоре между попытками наслаждаться «здесь и сейчас» и нарастающим беспокойством о нерадужных перспективах того, что случится «там и потом».

Картинка чужого удовольствия в соцсетях соблазняет верить в мечту и возможность приобщиться этому празднику жизни, чтобы радостно воскликнуть: «Хорошо там, где мы есть». Но эти мгновения счастливого восторга подобны редким оазисам в пустыне гнетущей напряженности повседневного управления изменениями ради выживания в ультратекучей современности, которая беспощадно пестует стремление к риску. Парадокс в том, что потребление возможностей оборачивается «потреблением невозможностей», исчерпывающих реальные внутренние и внешние ресурсы любого, кто привносит в свою жизнь «контролируемые» риски само-инвестирования.

Дискредитация идеи потенциала в капитализме возможностей

Уже на заре развития финансовых рынков, которые в текущем состоянии капиталистического общества выступают его главной движущей силой, французский деятель Просвещения Вальтер в 1719 году в письме к другу сделал меткое замечание: биржевой бум во Франции имеет больше отношения к разыгравшейся фантазии, нежели к реальности.   

Употребляя выражение «капитализм возможностей», Брайан Массуми подчёркивает, что современная рыночная экономика, несмотря на свою расчётливость и ориентацию на реальную выгоду, в большей степени озабочена потенциалом, нежели фактическими показателями прибыли и другими способами измерить что-либо уже существующее. Потребление  возможностей, потенциальные способности сотрудников, поведенческие фьючерсы, удачные инвестиции в стартапы и новейшие технологии, – это и многое другое отсылает к тому, что возможно в будущем, а не существует в реальном настоящем. Процесс роста и накопления связан с постоянными изменениями, мутациями и рисками, которые либо открывают новые бизнес-модели и рынки, либо уводят в магический реализм иллюзий с неизбежными долгами по кредитам, фрустрацией от несбывшихся высоких надежд и потреблением иллюзий о «новых возможностях». 

И если в сфере реального капитала с высоким способностями к риску тема возможного/невозможного в той или иной степени опирается на математические показатели (вроде теории вероятности или теории игр), то, перемещаясь в пространство повседневной жизни вынужденных «предпринимателей самих себя», ежедневно рискующих подобно героям «Игры в кальмара», мы обнаруживаем как происходит дискредитация самой идеи возможности. Множество историй об инфобизнесменах-мошенниках, криптопирамидах, эзотерических практиках, призванных открыть «денежные чакры», больших кредитах для создания фальшивой роскоши у несостоявшихся горе-инфлюенсеров и бесконечном платном обучении в поисках своего призвания и раскрытия потенциала – всё это уводит тематику реальных возможностей саморазвития в сферу туманных фантазий, несбыточных надежд и потребления иллюзий героя нашего времени, несущего «бремя жизни наугад».

Дискредитация возможностей разворачивается в смещении с оценки реального потенциала явлений/ситуаций/вещей/людей к фантастическому сторителлингу вокруг брендов и модных веяний, стартапов-единорогов и проповедников богатой жизни, обещающих будущим потребителям изначально нереалистичные сценарии развития событий. Если обратиться к словарю квантовой физики, то «возможные» состояния того или иного квантового объекта — это его потенциально «реальные состояния». Но отличие кота Шрёдингера из физических экспериментов от того же кота в игре неолиберального воображения в том, что его изначально может не существовать вовсе. Сумка Биркин — это обычная сумка плюс стимуляция потребительской фантазии, которая убеждает счастливого обладателя модного аксессуара в том, что он должен верить в свою избранность и уникальность. Ультрабыстрые тренды генерируют эфемерные образы, ценность которых носит сугубо произвольный характер. 

Любые качества самых разных культурных артефактов и явлений могут быть скомбинированы в произвольном порядке, а им будет приписана высочайшая ценность по прихоти того или иного трендмейкера. В какой-то момент выпускающая плащ а ля «мусорный мешок» Balenciaga убедила фанатов бренда в том, что это шик и блеск. Правда, доказывать прохожим, что ты не нуждаешься в милостыне для выживания на экзистенциальном холоде, придется самому покупателю экзотической продукции. Такова плата за экстраординарность. Реальные возможности вытесняются потреблением иллюзий и заранее проигрышных сценариев персонального будущего, которые упакованы в утопические нарративы, долги по кредитам и фрустрацию от несбывшихся планов.

Самозабвенный скроллинг цифровой ленты и магическое вслушивание в голоса рыночной вселенной – это реакция на ощущение опасности и радикальной непредсказуемости развития событий в связи с растущим по экспоненте возможностям для инвестиции своего внимания, времени, способностей и буквально всего, что ещё осталось у дезориентированного субъекта после реальных вложений в жизнь-как-бизнес имени себя.

Гиперотчуждение субъекта возможностей и диджитализация современных форм жизни

Крайне проблематично провести границу между восприятием происходящего в культурной реальности и той специфической игрой индивидуального воображения, которая оборачивается персональной картиной мира. В личное представление о своей жизни непрерывно вторгается «неолиберальное воображение», игра которого оказывает идеологическое влияние на структуру опыта современного человека, воспринимающего мир через экран смартфона в большей степени, чем посредством более простых форм восприятия. Результатом этого воздействия необратимо становится изменение структуры внутренней жизни, в которой стирается граница между тем, что происходит и тем, что является воплощением художественного замысла контент-мейкера, рекламной кампании или иных типов сториселлинга.

Феноменология «форм жизни» современного человека с мобильным телефоном может быть лучше понята, если обратить внимание на то, как именно субъективное проживание собственного существования оказывается вовлечено в эту игру неолиберального воображения в культурном ландшафте нового «капитализма (не) возможностей».

Мартин Хайдеггер описывает отношения с культурными артефактами и миром созданных человеком вещей через категорию подручности. Подручность у Хайдеггера означает, что создаваемые человеком артефакты имеют в своих характеристиках те качества, которые позволяют человеку с ними взаимодействовать, буквально «быть под рукой». Вы открываете дверь, взявшись за ручку; берёте чашку, чтобы налить себе кофе; садитесь на велосипед и управляете им. Везде присутствует этот эффект подручности. Но в случае со смартфоном его мнимая подручность часто сбивает с толку. Как предмет он действительно располагается в руке и все его технические характеристики с очевидностью подталкивают к соглашению с оптикой немецкого мыслителя. Но только до тех пор пока он выключен. Несомненно можно использовать смартфон просто как вспомогательный инструмент в повседневных практиках, но репертуар возможностей его применения точно делает этот объект радикально отличающимся от всего, что когда-либо ранее человек держал в своей руке. Как только экран загорается, смартфон превращается в мультимодальный гаджет, предлагающий широкий спектр возможностей для погружения в виртуальную реальность, перемещения между множеством различных миров и интерпретаций происходящего. 

Диджиталиация форм жизни на уровне поверхностного и ускоренного соприкосновения с самым разным опытом других людей в коротких видео и постах в соцсетях, вторгающихся событий в форме мимолетных впечатлений от потребления разного рода контента, вносит свои коррективы в структуру повседневной жизни. Вот вы смотрите как некто описывает свою жизнь в деревне, через мгновение кто-то другой рассказывает историю своего неудачного путешествия в Мексику, а некто делится печалью о релокации на Бали, убеждая себя и зрителей личной мелодрамы в том, что «остров её не принял». И, напоследок, между новостями о результатах очередной игры по футболу, скачках курса доллара и цен на нефть высвечиваются известия о новых событиях в локальном военном конфликте. И всё это размещено на ладони, в экране портативного цифрового устройства как приглашение к расширению опыта возможностей восприятия.

Фрагментарная мультимодальность чужого опыта деформирует внутренний мир потребителя возможностей с неизбежностью представляющего дефицитарность своей прозаичной жизни, в которой не хватает эйфории счастливых мгновений и других пиковых переживаний, фонтанирующих 24/7 яркими образами и впечатлениями из того самого «хорошо там, где нас нет». Собственный опыт проживания прозаического существования ощущается как недостаточный, облеченный в блеклую серость. Он проигрывает интервенциям неолиберального воображения, предлагающего выбор без выбора: рисковать ради иной жизни или оставаться никчёмным лузером, прозябающим в своих трудовых буднях, лишённых какой бы то ни было радужной перспективы.

Личные формы жизни как пространство-время субъективного переживания многообразных отношений с окружающими вещами, людьми и событиями в процессе диджитализации и влияния культурного ландшафта «капитализма (мнимых) возможностей» подвергаются гиперотчуждению, наполняющему внутреннюю жизнь глубоким чувством утраты смысла и власти над собой, то есть наличием способности управлять своей жизнью в согласии с персональными смыслами и ценностями. 

Тема отчуждения, чаще всего ассоциируемая с «Экономическими рукописями 1844 года» Карла Маркса, изначально и в большей степени связана с утратой человеком труда его связи с продуктом собственного производства, а через это и со своей природой. Человек отчужденный у Маркса – это человек, эксплуатируемый капиталом ради собственной выгоды и превращённый в экономический ресурс для чужого использования. В эпоху неолиберального капитализма предприниматель самого себя оказывается в отношениях самоэксплуатации и самопотребления, а его внутренний мир находится в новых сетях само-отчуждения. 

Экзистенциальная динамика отношения к себе как к «человеческому капиталу» для самоинвестирования в будущую жизнь в сочетании с контекстом «потребления возможностей» и вынужденного принятия роли риск-менеджера усугубляют эту ситуацию с самоотчуждением, доводя ее до гипертрофированной формы. Современный человек оказывается в ситуации предельного самоотчуждения с приставкой «гипер-», ведь он всегда синхронизирован с ультрабыстрыми трендами, чрезмерной сенсорной стимуляцией, постоянным обнулением опыта ради новых впечатлений или достигаторским трудоголизмом в попытках сорвать джектпот в капиталистическом казино.

Проектируемый потребитель возможностей и менеджер рисков теряет власть экзистенциальной гравитации, заземляющей в ощущение жизни как своей собственной и по большей части сотканной из повседневной рутины. Постоянное смещение акцента на будущую яркую жизнь отрывает от главной возможности – эту жизнь проживать. Он вынужденно принимает предписание к постоянному выходу за пределы того, что есть — к новым возможностям, пиковым переживаниям и желанию «чего-то большего». Обнуление опыта и достижений, жизнь в зазоре между романтическими грёзами о счастливом будущем и тревожном беспокойстве от гнетущего давления его же непредсказуемости, попытках удержать внимание на быстрых трендах и всплесках сиюминутных переживаний – крайне шаткая почва для того, чтобы просто устоять на ногах, не говоря уже о самой возможности поступательного целенаправленного движения. Бён-Чхоль Хан называет это новое пространство «гиперкультурой», в которой происходит постоянная дереализация форм жизни, отныне сотканных из множество лоскутов быстро меняющихся форм эстетического опыта и способов жить, предлагаемых на экране смартфона. Мы в этом странном мире оказываемся «туристами в гавайских рубашках», непрерывно перемещающимися по миру как перекати-поле.

Всё это усиливает оторванность от контакта с собой и миром, неуютное пребывание в котором обнаруживает проблематичность его освоения для того, чтобы чувствовать себя «дома» и пребывать в нём полнотой собственного присутствия. Жизнь на пределе нормализуется через неизбежную задолженность перед будущим, которое в свою очередь предстает не как поле невероятных возможностей удивительной и счастливой жизни, а как неизбежное состояние выгоревшего до хронической усталости и застывшего в безвременье человека-сенсора, энергии которого хватает разве что на компульсивное тапанье хомяка…

Поддержать
Ваш позитивный вклад в развитие проекта.
Подписаться на Бусти
Патреон