Поддержать

Закат человека разумного. Учебник (не) фантастической антропологии

Loading

Алексей Соловьев и Ольга Календарева составили заметки на полях эпохи, описав героев текучей современности от Homo GPT и жителей карманных вселенных до людей, которые все психологизируют, готовятся к постапокалипсису и живут на пределе своих возможностей.

В предисловии книги «Слова и вещи» Мишель Фуко писал о том, что сподвигло его на эту работу не что иное, как смех от чтения рассказа Хорхе Луиса Борхеса и Марии Герреро «Книга вымышленных существ». Это забавное повествование описывает классификацию причудливых — несуществующих и существующих — животных, и называлось оно изначально «Учебник фантастической зоологии».  

Мотивом к написанию этого текста стала беседа о разных психических феноменах эпохи текучей современности, которые свидетельствуют об антропологических мутациях и появлении новых форм (пост) человеческой жизни, лишающих homo sapiens статуса главного героя в современном культурном ландшафте. Уже само описание этих феноменов создает основу для учебника (не) фантастической антропологии, набросок которого мы представим ниже. «(Не)» перед словом «фантастический» подчёркивает двойственность наблюдаемых явлений, где реальные черты тех или иных типов субъективации в новом дивном мире производят ощущение воплощённой галлюцинации: фантазии в духе полотен Босха или Дали; историй Лавкрафта или Стивена Кинга. 

Являясь свидетелями (а порой и участниками) новых форм и траекторий субъективации мы пишем «заметки на полях», чей эскизный характер обусловлен не столько нехваткой словаря (ибо язык как известно не поспевает за опытом) для исчерпывающего описания приведенных феноменов, сколько их неустойчивым характером. Всё это напрямую связано ещё и с тем, что  индивиды общества сингулярностей, жаждущие жить предельно уникальную жизнь имени себя, разменивают её на процесс непрерывного становления субъектности, но вместо исключительности получают в итоге штампованную индивидуальность — карикатурную иллюстрацию того или иного социального микротренда.

Вместо надежных ценностно-смысловых ориентиров и «больших повествований» культурный ландшафт нашего времени предлагает множество микротрендов и «малых нарративов», инструментов психополитики и технологий себя — провоцирующих новые мутации, в которых вопрос сохранения «человеком разумным» своего статус-кво — становится вовсе не праздным

Фрагментарность, текучесть и нелинейность новых траекторий субъективации становятся заметными препятствиями на пути теоретической концептуализации: получения предельно точных форм, определений, способов интерпретации и финальных выводов о дальнейшей судьбе современного человека. Принимая это, мы с исследовательским смирением, но не без энтузиазма и любопытства, представляем серию антропологических этюдов, похожих на беглый скетчинг в условиях ограниченного времени, потому как динамика мутирующих изменений год за годом предлагает нам новые сюжеты для антропологической рефлексии. И требует, как сказал был Ричард Рорти, оставить надежду на формирование «окончательного словаря».

Хочется также отметить, что наш «учебник» — это не «энциклопедия болезней» современного общества. Если описание персонажей напоминает симптоматологию, то лишь в том смысле, в котором о симптоме говорил Жак Лакан. Он называл (всякое) Я — лишь «привилегированным симптомом». Симптом хоть и является тем, что жить мешает, в то же время, представляет собой то, что открывает субъекту его персональный способ наслаждаться. Симптом — это форма индивидуации, способ «самовыражения» субъекта, сближающий его с истиной.

Даже шизофренический бред — «болезнь» только с одной стороны, а с другой — попытка самоисцеления. Бред — это «заплатка», позволяющая заштопать внутренний мир после психотической катастрофы и как-то приспособить его к реальности. Текучая современность — и есть медленная катастрофа с весьма психотическими метками. Она атакует человека со всех сторон, и он вынужден «самоисцеляться» всевозможными (не) фантастическими мутациями: не столько ради выживания, сколько ради поиска креативности там, где она, казалось бы, уже невозможна.

И да, похоже, пророчество Фуко о том, что лицо человека (разумного) однажды сотрется как след на песке, начинает сбываться… 

Человек-сенсор

Антропологическая траектория человека-сенсора представляет максимальное устранение субъектности и превращение человека в чуть более сложно организованную собаку Павлова. Он реагирует на бесчисленные потоки стимулов и встроен в потоки производства-потребления товаров, услуг, контента, туристических мест, развлечений и прочего, подобно части гигантского кордицепса из «The Last of  Us». Человек-сенсор находится в потоке реакций, исключающих рефлексию и осмысление себя в качестве автономного субъекта — того, кто способен осознавать свои потребности, ценности и желания, чтобы осуществлять свободный выбор. 

Ощупывая экран своего смартфона, человек-сенсор использует взгляд, как амеба — псевдоподию. Он словно приклеен к потокам данных, которые почти безостановочно фиксирует его мозг с непродолжительными перерывами на сон, кормление и такую же «сенсорную» работу. И всякий раз, как только возникает пауза в ощупывании «зрительными псевдоподиями» цифрового интерфейса, которая может привести к осмыслению себя или происходящего, Сенсор возвращается к своей базовой форме существования — скольжению взгляда в пределах экрана цифрового устройства, скроллингу лент соцсетей и другим формам реактивного поведения в кибернетической вселенной. 

Его проще всего представить в гипнотическом трансе от просмотра коротких видеороликов в сети. Сознание такого человека похоже на калейдоскоп коротких ярких видео, которые быстро вспыхивают и столь же быстро затухают. Бессвязные фрагменты образов, составленные как пазл из обрывков чьей-то реальности и ничьих симулякров, заполняют пустоту и бессмыслицу внутреннего мира продуктами чужой жизнедеятельности. Это мир чужого полусна-полуяви-полубреда — из абрисов, светотеней, мазков и бликов которого был составлен бриколаж сознания тик-ток-человека.

Тик-ток «аттракцион» — яркий, выпуклый, блестящий и движется без остановки, словно чёртово колесо, у которого отказал механизм торможения. В ипостаси тик-ток-человека — сенсор легко может принять головокружение от вращения на этой карусели за эйфорию и жаждет, чтобы растянувшееся мгновение стало его вечным счастьем в эффекте slow motion. 

Цифровая грибница подобна гигантской системе сенсорной гиперстимуляции, в неосознаваемой зависимости от которой и существуют люди-сенсоры. Их маршруты спроектированы алгоритмами, исключающими всякую осмысленность, спонтанность или креативность. Фатальная предопределенность жизни создаёт ощущение безопасности, не допуская  непредсказуемости или экстравагантного поступка.

SMART-человек (Homo GPT)

По мере распространения нейросетей и роста технократического оптимизма число фанатов искусственного интеллекта увеличивается настолько стремительно, что эксперимент Сёрла с китайской комнатой уже никого не впечатляет. Инструментальная рациональность в качестве предпочтительного способа воспринимать собственное существование усиливает тенденцию производства субъективности «homo GPT» (или SMART-человека). 

Homo GPT создан «по образу и подобию» нейросетей и доверяет свою жизнь «умным машинам». Верующий в могущественные нейросети, homo GPT при возникновении любой проблемы делегирует свой запрос большому брату ИИ, чтобы избежать тяготы интеллектуального усилия или дилеммы экзистенциального выбора. SMART-человек знает всё, но ровно до тех пор, пока соединен со своим нарциссическим технорасширением. Он находится под предводительством техносилы и уверен, что ему пора выпить стакан воды, ответить на рабочий и-мэйл, принять лекарство или позвонить родителям – пока ему об этом сообщает голос «умного электронного помощника». Живому общению SMART-человек предпочитает переписки, чтобы оставалось время для обдумывания ответа (машиной). 

Тяга к знанию, которое не делегируется машине, у SMART-человека распространяется в основном на сферы улучшения пользовательских навыков и заработка, ведь помимо «умных часов» и «умных колонок» — есть целые «умные дома», SMART-человеку есть куда стремиться! Как выразился Виктор Мазин: «Машина – будь то смартфон или навигатор, — знает. Грамматизация в первую очередь касается машин, а оборотной стороной оказывается пролетаризация того, кто называет себя пользователем». Знание становится прерогативой «умных девайсов», а сами эти «девайсы» — «технопротезами» человека, с одной стороны – уже от него неотделимыми, с другой – по-прежнему «инородными», с ним не сросшимися. 

Отправляясь в постель в конце дня SMART-человек вынужден расстаться со всеми своими «техноулучшаторами», превращаясь в кого-то вроде «оператора»: он должен позаботиться об исправности и подзарядке всех своих «протезов», чтобы не сойти с ума, когда «умные девайсы» выйдут из строя или «подчинения». Картезианскую формулу субъекта «я мыслю, следовательно, существую» сегодня можно представить как «я существую там, где я оцифрован, а мыслит за меня – машина». Когда homo-GPT выходит из дома без смартфона или другого цифрового устройства, он сталкивается с сепарационной тревогой маленького ребенка, «знания и умения» которого «содержатся» у его матери.

Человек-всё-психологизирующий

Появление этой формы субъективации заметил и описал в эссе «Эра пустоты» Жиль Липовецки в конце ХХ века, и с тех пор она усилила свои позиции среди причудливых мутаций нового постразумного человека. Человек психологический любит therapy speak и зациклен на себе, он много «читал по психологии», а его эталоны для самоотождествления — это пси-блогеры, речь которых изобилует словами «токсичный», «газлайтинг» и «абьюз». 

Человек-всё-психологизирующий соткан из психологической болтовни и толков (в хайдеггеровском смысле). Он умеет превращать любое общение в разговор на пси-темы. Он указывает другим на нарушение «своих границ» и трепетно реагирует на любые проявления «психологического насилия», которым для него может стать чей-то «слишком громкий» парфюм или музыка из чужих наушников в общественном транспорте. В терапию человек психологический приходит для подтверждения своей исключительности и грандиозности через грандиозность и исключительность своих проблем, а в его надменном взгляде можно прочитать: «Ни один психолог мне не поможет!». Он психологизирует абсолютно всё и принимает самокопание за желание «быть в контакте со своими чувствами». Собственный внутренний мир является для него «сверхценной идеей», вокруг которой вращается всё остальное. Он требует эмпатичного отношения и активного слушания со стороны других, поскольку «конституционально сверхчувствителен и склонен к перестимуляции». 

Такая форма человеческой жизни принципиально аполитична, так как замкнута на себе и не интересуется кем бы то ни было ещё. При любом обнаружении Другого человек психологический или мгновенно встраивает его в свои внутренние процессы, используя в качестве нарциссической ортопедии, либо ощущает себя «жертвой» чужих интервенций, если «чужак» слишком настойчиво обнаруживает отличия от собственного Я пси-человека. Солидарность, кооперация или коллективная форма протеста вызывают у такого человека лишь ступор и когнитивный диссонанс. «Начните с себя!» и «работайте лучше над собой!». Там, где соприкосновение с Другим возможно — это или сговор, или комменсализм: «Мы сотрапезники, не больше!». 

Погружённый в себя человек психологический соткан из потоков «эмоциональных впечатлений» и навязчивых состояний, лишённых связывания, осмысления или принципиальной позиции. Человек психологический оперирует «пустой речью», которая ничего не способна выражать и может проявлять себя лишь в форме «вторящей речи, не отсылающей к сути вещей» (в хайдеггеровском смысле). Артикуляция используется им, по большей части, в качестве «мускульного усилия» по опорожнению психики от всяких содержаний. Психологический человек избегает реальности своих эмоций, интерсубъективности настоящей психотерапии или истинной встречи с (абсолютно) Другим. Предсказуемость плохого он всегда предпочтет непредсказуемости хорошего, тотально изолируясь от тревоги перед иным.

Тиккуновская девушка на энергетиках 

Двадцать лет назад группа французских интеллектуалов Тиккун попробовала теоретически осмыслить персонажа, названного ими  «Young-Girl» и ставшего в русском переводе просто «Девушкой»1. Тиккуновская девушка не относится к определенному гендеру, а является собирательным образом современного гиперпотребителя, который может воплощаться в разных персонажах: будь то мачо, любующийся собой в качалке; барышня, мечтающая о sugar daddy; или парнишка с андрогинной внешностью, жаждущий внимания всё новых и новых воздыхательниц. Сущность тиккуновской девушки — беспрерывно находиться в потоке потребления товаров, услуг, экзотических мест, развлекательного контента и ярких впечатлений. И за последние годы этот типаж усилил свои позиции в культурном ландшафте нового дивного мира.

Благодаря современным технологиям customer development тиккуновской девушке не нужно думать, что, зачем и когда покупать. Из незатейливых предпочтений уже выведены персональные рекомендации, предлагающие реальные и виртуальные перемещения  (в основном с целью шоппинга), следуя которым тиккуновская девушка отдает на аутсорсинг конструирование своего образа. Её не интересует свобода, потому как она верна сформулированному Тиккун лозунгу её жизни: «К чёрту свободу, я хочу быть просто счастливой!». 

Тиккуновская девушка лишена экзистенциальных терзаний и наблюдения за внутрипсихическим опытом, потому как её внутренний мир вывернут наизнанку. Она вся во внешности. Сотворение перформативной аутентичности, скроенной по лекалам модных трендов в сфере косметологии, ухода за собой и техник самопомощи, поглощает всю жизнь без остатка. Ярким примером такой формы субъективации предстают «бежевые мамы» (англ. sad beige mom), которые окрашивают всю свою семейную жизнь (в прямом и переносном смысле) в оттенки бежевого цвета, потому что так сделала великая Ким Кардашьян. 

Сегодня мы сталкиваемся с тиккуновскими девушками на энергетиках, которые благодаря цифровым маркетплейсам и технологиям потребительской кастомизации находится в турборежиме потребления 24/7, раз за разом увеличивая дозы «абсорбции» всего подряд: от косметических инъекций до новых форм сексуальности. Тиккуновская девушка на энергетиках мечтает быть тревел-блогером, отдыхать на экзотических островах и яхтах, потягивая прохладный коктейль и публикуя свидетельства гламурной жизни в соцсетях. Она верит, что вселенная слышит ее, просто потому, что она этого достойна. Она выступает амбассадором позднего капитализма, ее манифест — вызывать зависть к своему избыточному наслаждению. Никакой экзистенциальной драмы от невыносимой лёгкости бытия. Ее вечная молодость, обеспеченная косметологией, хирургией и умелым фотошопом, призвана утвердить торжество праздничной неги в качестве бесконечного счастья бытия Девушкой. 

Человек-перекати поле (неокочевник)

Человек модерна славился своим жизнетворчеством: галлюцинировать под абсентом или сходить с ума надлежало как в жизни, так и на полотнах. Боролся ли ты с империализмом или «унтерменшами», создавал ли новую духовность или изобретал психоанализ — ты должен был жить этим, быть этим! Идентичность выстраивалась как проект, наполненный персональным целеполаганием и даже творческой миссией. Человек-номад же не хочет быть никем и ничем, а любые формы жизнетворчества с привязкой к целеполаганию превращаются для него в «кандалы». Он не хочет знать о смене времен года, поэтому перемещается по планете вместе с летом или организует себе то время года, которое хочет прямо сейчас. Его «дом» — везде и нигде, поэтому ему нелегко заметить, как желтеет трава на газоне или как появляется седина на висках. Он — гипермобильный современный кочевник, не привязанный ни к какому месту. Вечный странник, живущий в согласии с духом времени текучей современности. 

Дистанционная работа и отсутствие какого-либо постоянства (кроме постоянства изменчивости) создают динамику движения, основная манифестация которого — стремление к новому опыту (страна, город, профессиональная идентичность, ценности и формы идентификации). В действительности же Номад отрицает опыт, не желая создавать никаких «якорей», никакой историчности. Его свобода — высшая ценность, ее Perpetuum Mobile — движение. Стремительный бег! Правда, внутри бегового колеса… Это постоянное обнуление с новым началом создают эффект «дня сурка», в котором процесс субъективации заново стартует после пробуждения на очередных экзотических островах в Индийском океане или в очередном походе на стратовулкан Килиманджаро. Когда Зиммель описывает приключение как разрыв рутины привычного существования, он хочет подчеркнуть радикальные изменения в самом опыте и структуре бытия того, кто в это приключение отправился. В случае с вечно движущимся приключенцем-номадом — не происходит ничего, кроме возобновления одного и того же цикла, как если бы в каждый новый понедельник жизнь начиналась заново. Календарная структура времени вызывает у перекати-поля ироничную усмешку, а рутина кочевничества приводит движение в движение ради движения. Сам поток текучей современности словно вынуждает быть в этом непрерывном движении и не спрашивать себя: зачем?

Человек-в-карманной вселенной

Райский остров, хижина в лесу, домик в горах — кому из нас хотя бы раз в месяц не приходят в голову эти образы карманной вселенной в качестве универсального решения проблем жителя мегаполиса, уставшего от вечного забега в продуктивности? В детстве они сооружались из стульев и покрывал, на дереве, на чердаке… А теперь, когда ты взрослый, от тирании счастья, достигаторства и пресыщения позитивностью — можно «укрыться», пожалуй, только в фантазии? 

Человек-в-карманной вселенной с этим бы поспорил. Уставший от суеты большого города, он уезжает в деревенскую глушь или выбирает другие формы «медленной жизни», которой чужды гонка достижений и амбициозные цели. «Pocket world» позволяет найти убежище в хаосе неопределенности современного мира. Эстетика карманной вселенной учреждается и популяризуется множеством «микроблогеров» и ютуб-каналов, где одиночки или семейные пары рассказывают о своей деревенской жизни или без всяких слов приглашают вместе с ними прогуливаться по хвойному лесу, мастерить детские игрушки из «переработки», оформлять экологичные интерьеры, созерцать закат на фоне моря или следить за приготовлением ухи на костре. Они могут заниматься лепкой керамики, собирать лечебные травы, воспитывать детей в этике сыроедения и, между проращиванием пшеницы и сортировкой мусора, делиться размышлениями о том, как эта карманная вселенная изменила всё в их жизни. 

Различные формы медленной жизни вдохновляются неспешным смакованием «аромата времени», описанным Бён-Чхоль Ханом в одноименном эссе. Главное, чтобы уютный вайб мира-в-кармане, как у персонажа «Идеальных дней» Вендерса, не мутировал в убежище с более радикальной и жесткой структурой, напоминающей, скорее, уже совсем не райский «остров доктора Моро» Уэллса, где в качестве отдушины будут предложены не голос Нины Симоне и романы Фолкнера, а вивисекция с евгеническими целями. А из такого «убежища» недалеко и до фантазма о подземном бункере, где придется пережидать ядерную зиму.

Человек-в-ожидании конца света

Современная геополитическая ситуация настоятельно приглашает субъекта не к космополитизму, а, скорее, к поиску информации об устройствах бомбоубежищ. И пока вы только гуглите, как правильно укрыться в складке местности, «постапокалиптический» человек давно выяснил, как он будет выживать в мире после трагического конца истории. В карманах его тактического жилета, тактического рюкзака и тактических джоггеров найдется все необходимое для разведения костра в условиях вечной мерзлоты. Он пытается овладеть всеми формами ручного труда на случай апокалипсиса: знает, как соорудить ректификационную колонну из трубы от пылесоса, чтобы гнать водку из токсичных корнеплодов, и с какой стороны нужно есть кролика в случае утечки радиации. Отпуск он проводит карабкаясь на скалу, сплавляясь по горной реке или выдалбливая каноэ у себя на заднем дворе. 

Как ни удивительно, живет он обычно в очень комфортных городских условиях, работает в офисе, но везде ищет возможности «повыживать». Не чужды ему и формы героической борьбы с кем или чем-нибудь, но не столько ради идеи или общественного блага, сколько ради ощущения «угрозы выживанию». Чувство надвигающейся катастрофы преследовало выживальщика с самого детства, еще задолго до того, как внешний мир стал ему в этом активно помогать. Эта «всемирная катастрофа»  уже давно произошла в мире человека постапокалиптического, правда, в мире внутреннем (психическом). И теперь «выживание  в постапокалипсисе» — его главная форма адаптации и основной способ строить отношения с окружающей действительностью. Ему нравится ковыряться в конспирологии и искать доказательства «теориям заговора» и приближению очередного «апокалипсиса». Он знает, что трагический конец истории — это не метафора для либеральных интеллектуалов, а почти уже осязаемая реальность. Он как советский пионер «всегда готов» к самой чудовищной развязке, ведь такой уровень подготовки непременно обеспечит ему место среди избранной группы постапокалиптического племени выживших. 

Бытие такого человека всегда стремится к трансгрессии и маниакальному поиску вызова. Брошенная некогда Мамардашвили фраза о том, что «человек — это усилие» — буквально манифест существования «постапокалиптического» субъекта. Он воплощает ницшеанскую проповедь о сверхчеловеке, хотя сам, скорее всего, и не слышал о ней, поскольку все время занят подготовкой к «послежизни», а книгу вроде «Ухода в лес» Юнгера мог бы использовать разве что для розжига костра.

Альфа-человек

Альфа, как и тиккуновская девушка — это не про гендер. Альфа может обнаруживать себя хрупкой девочкой в розовых спортивных леггинсах, которая «жмет от груди» вес, вдвое больше собственного. Альфа негодует, что Разум и Культура репрессировали его «биологию», его «природу». И вот на арену выходит «палеонтологическая» доцивилизованная часть его личности, жаждущая регрессии к телесным формам «триумфа». Мускулатура Альфы (любого пола) становится карикатурой на преобразующую силу Героя, желающего подчинить себе стихии и прочих несостоятельных «бета-самцов» в борьбе за «самок» и ресурсы. 

Но речь не о мускулатуре, у Альфы она может быть и весьма скромной. Траекторией активного «наращивания силы» (в физическом и психическом смысле) может стать не только мышечный надрыв, а надрыв вообще. Сверхреальность физического тела, которое можно заставить «надрываться» — это единственная доступная Альфе форма «самоуспокоения в страдании». Альфе, независимо от пола, сложно выстроить отношения с Другим на правах партнерства, ведь его цель — доминация и подчинение. Когда Другой — это «добыча», отношения с ним мутируют в «охоту». Если Альфа настиг добычу, и она признала себя «жертвой» — отношения мгновенно перестают его интересовать. Жертва побеждена, разве лев строит отношения с загнанной им газелью? А другие «львы» — слишком опасная траектория для партнерства, поэтому «высокоранговый самец», как правило, окружает себя безопасной для собственного Эго мужской массовкой, как Александр Невский (Курицын) в своих фильмах — низкорослыми статистами. В результате Альфа страдает от неудовлетворенности и одиночества, как человек с ноющей поясницей, который никак не может отважиться на массаж, ведь там нужно будет раздеться, расслабиться и полностью доверить себя другому. Альфа не может обнаружить (тем более признать) свое страдание, нужду или потребность в помощи. Поэтому единственной формой наслаждения (без опоры на партнера) для него становится напряжение, надрыв. 

«Оргазм от голода» — так назвал анорексию Бенно Розенберг, имея в виду, что страдающий анорексией субъект, отказывая в наслаждении отношениям с едой, переносит его на сам процесс возбуждения/напряжения от голода. Голод — это триумф над едой и зависимостью от нее, феноменальная мускулатура — триумф над Другим, в значении отказа Другому, как партнеру по сексуальным отношениям. Здесь Альфа и Анорексик совпадают в своем надрыве. «Я не могу насладиться Другим — поэтому буду наслаждаться триумфом Альфы!».

Выгорающий достигатор 

Человек, живущий на пределе возможностей, занят исключительно эксплуатацией самого себя ради достижения амбициозных целей и ощущения безграничности собственных возможностей. «Это не просто смело, это п.здец, как смело!». Достигатор, выжимающий из себя все ресурсы — постепенно превращается в выгоревшего марафонца, упавшего замертво в депрессивно-апатичное безвременье, где высокие скорости, наращивание личной продуктивности, позитивная включенность и высокий уровень мотивации — больше не работают. Идентичность Достигатора, полностью сотканная из ценностей личной эффективности, погони за ускользающим счастьем и убежденности в том, что «ты всё сможешь, стоит только поднажать», сталкивается не просто с кризисом — профессиональным, возрастным или ценностным, — она погружается во мрак. Теперь состояние «я не вывожу», ожидание пятницы, выходных, отпуска и полной выплаты ипотеки, единственное, что хоть как-то согревает его душу. 

«Бери от жизни всё» и «просто сделай это» — еще вчера были главными принципами «жизни на максималках» и помогали двигаться вперед с неудержимым энтузиазмом. Но сегодня человек, руководимый ими, превратился в бледную тень самого себя и может только безвольно плыть по течению уставшего времени выгоревшей жизни. Приступы ретротопической ностальгии по былому энтузиазму и вере в светлые мечты о лучшей версии себя могут изредка освещать душевную пустоту экс-достигатора, но лишь затем, чтобы ярче оттенить депрессивный мрак его выгоревшей жизни. Блуждающий по лабиринтам в поисках утраченного времени, он тщетно надеется вернуть себе вдохновение и жажду к свершениям, но за каждым поворотом находит только разочарование и боль невыносимой посредственности. Выгорающий достигатор — бывший потребитель иллюзий, который в прошлом мог быть тиккуновской девушкой, альфачом или SMART-ом, но, так или иначе, его сознание утратило способность проектировать светлое будущее. Словно в очках виртуальной реальности села батарейка, и вместо прогулок внутри полотен Ван Гога перед глазами теперь все время грязный асфальт слякотного замкадья. Провалившись в эту безнадёгу и пребывая в вынужденном созерцании своего несчастья, выгоревший достигатор бубнит себе под нос: «Это фиаско, братан…».

Человек, идущий к реке за просветлением

Подобно герою известного мема — он преисполняется в своём познании, погружаясь во всевозможные практики духовности: от медитаций по утрам до «ретритов по выходу из тела». Эта траектория субъективации переживает новый виток развития с переходом общества в постсекулярную стадию развития. Неостоицизм, корпоративные программы и приложения по «осознанности», огромный пул селф-хелп литературы и тьма блогеров с собственными школами «энергопрактик», «духовного развития» «расширения границ сознания» и проч., — дополняются астрологическими прогнозами по радио и услугами экспертов по раскладам на картах Таро. 

Духовный человек верит в то, что «денежный поток» прямо связан с умением слышать голос Вселенной и поиском своего «распределения», и что с ним не случится ничего плохого, поскольку «Вселенная его бережет». Он предпочитает экзотические формы туризма с посещением «мест силы» и проведением практик, «расширяющих сознание» для выхода на «тонкие планы» и «астральные уровни» — в основном после употребления курительных смесей и специальных отваров. Именно в лесах Амазонии или на руинах древних храмов Юго-Восточной Азии он переживает особенный опыт (духовного перерождения, а то и перезачатия!), который чужд обывательскому прозябанию и повседневной рутине больших городов. Там у него открываются чакры, и он вспоминает как был «десницей Будды» или другом Дона Хуана в прошлых воплощениях. 

Он искренне верит, что его стакан «всегда наполовину полон», а вода в нем появляется исключительно благодаря успешной материализации намерения. Ему важно начать утро с правильной «аффирмации» и практик благодарности. Его не особенно интересуют счета за воду, исправность водопровода, качество питьевой воды, ее мировые запасы, и, главное, как он на самом деле может на эти вещи влиять, а в особенности — как не может. Человек осознанный, преисполнившись вселенской благодати, продолжит визуализировать свой наполовину полный стакан, вместо того, чтобы вовремя оплатить квитанцию ЖКХ или отремонтировать смеситель. Он понимает, что его духовная миссия — быть выше всей этой мещанской суеты и двигаться к «реке просветления» как безупречный воин.

Вместо заключения. Сюрреализм, который мы заслужили… 

Эта серия этюдов, безусловно, не претендует на исчерпывающий «словарь». И мы надеемся, что недосказанность подстегнет читателя к тому, чтобы предложить своего героя (или героев) для сборника (не) фантастических рассказов о людях, которые живут с нами и среди нас. И даже — совершенно точно — напоминают нас самих. А где-то не просто напоминают, а даже, как сказал бы «человек, всё психологизирующий», триггерят: особо внимательный читатель вполне может понять  к каким героям текста его авторы испытывают особую привязанность, в связи с чем хочется донести до читателя мысль о том, что мы все здесь «в одной лодке». 

Каждый человек «типажируется» (в числе прочего) способами защиты своей субъектности от безумия мира, которое сегодня всё чаще преподносится как норма. Если вы узнаете себя в чертах наших (не) фантастических героев — не спешите возмущаться, отнекиваться или отказывать персонажу в праве на жизнь. В этом узнавании нет ничего плохого. Дело обстоит примерно так, как и с психическими защитами: примитивность психической организации определяется не конкретной защитой, а тем, когда предпочтение отдается одной. Скажем, всемогущему контролю. Вот он и «типизирует» реакции индивида на мир, превращая в «персонажа». Поэтому, если вы (как и мы) — немного SMART — ведь мы написали, а вы теперь читаете этот текст с цифрового устройства; немного Неокочевник — ведь у нас с вами, наверняка, разная география; немного Достигатор и немного (куда без него!), Выживальщик — с нашей «лодкой» всё в порядке! Это даже не «сомнительно, но о’кей», а тот самый сюрреализм, который мы заслужили, и нам всем предстоит учиться с этим (и в этом) жить…

Примечания:

1. В оригинале используется сленговое выражение «young-girl», которое указывает в первую очередь не на пол или возраст, а на определенный тип поведения (который, тем не менее, в рамках массовой культуры стереотипно отождествляется с людьми определенного пола или возраста). Примерный смысл этого выражения состоит в том, что янг-гёрл — это «особа, которая приносит суету, проблемы и секс». На русский янг-гёрл была переведена как просто «Девушка»,  что существенно смещает коннотации, поскольку читателю очевидно может быть трудно абстрагироваться от того, что в обсуждаемом контексте «Девушка» не подразумевает того, что она является девушкой. Дабы избежать возможного недопонимания было принято решение в рамках этого текста говорить о «тиккуновской девушке», сохраняя явное указание на концепт и его авторство. 

Поддержать
Ваш позитивный вклад в развитие проекта.
Подписаться на Бусти
Патреон