Алексей Соловьёв размышляет об эпохе позднего капитализма, рассматривая сегодняшнюю ситуацию как капиталистический идеализм, в рамках которого возникает рынок утопических микронарративов, а потребление иллюзий становится основной формой жизни современного субъекта.
Гуманитарные исследования подарили нам множество способов описания современности, но в последние десятилетия особое внимание было приковано к формулировке Фредрика Джеймисона, который назвал происходящее эпохой позднего капитализма. Дальнейшая конкретизация обнаруживает целую серию рефлексивных обобщений в таких именованиях, в которых к слову капитализм добавляются прилагательные «неолиберальный», «культурный», «когнитивный», «эмоциональный», «надзорный» и «платформенный». Ситуация с концептуализацией становится ещё сложнее, когда эти способы интерпретации дополняются характеристиками современного общества как общества «риска», «потребления», «контроля», «спектакля», «выгорания», «сингулярностей» и так далее.
Всё это многообразие определений и способов толкования происходящего в культуре и обществе, экономике и политике, различных аспектах публичной и частной жизни, на макро- и микроуровнях свидетельствует о проблематичности однозначного взгляда на построение универсальной модели сложноорганизованной реальности вокруг нас. Однако именно различные теории и способы описания помогают приблизиться к пониманию того, как социальные практики, когнитивные техники, идеологизированные нарративы и различные инструменты самопомощи определяют способ существования современного человека. Об этом я рассказывал в статье «Когнитивный капитализм и производство гиперневротичной субъективности», а впоследствии и в серии видео, посвященных анализу разных граней неолиберальной антропологии и того типа рациональности, который последние лет сорок задаёт тренды в производстве субъективности современного человека. Эту субъективность, вслед за Мишелем Фуко, принято называть «предпринимателем самого себя», а то существование, которое проектирует и реализует так понятый (и понимающий себя) человек, обнаруживается в описании «жизни как прибыльного экономического предприятия» с обязательной прокачкой персонального бренда и превращения самого себя в бизнес-проект.
В прошлой статье я исследовал невротизированного компульсивного персонажа, сокрытого за антропологической моделью «предпринимателя самого себя». Идеалы персональной продуктивности, безотходного ментального производства и нескончаемого самосовершенствования, которым строго следовал гиперневротичный субъект, превращали его в мрачную карикатуру на сложившийся порядок позднего капитализма. Однако, чем больше я углублялся в этот вопрос, тем чаще приходил к выводу, что уместнее говорить об ином способе субъективации современного человека.
В этом тексте мы продвинемся к том, что я буду называть гибридной субъективностью customer/mind worker, имея в виду, что характерная особенность такого субъекта состоит в переключении режимов умственного труда и бытия клиентом, которое на деле оказывается не менее обременительной работой. Выбор не переводить «mind worker» обусловлен нежеланием сужать изначальную многозначность, которая не только про умственный труд, но и про работу сознания, заработок на своих ментальных и когнитивных ресурсах. Что же касается «customer», то дело в том, что он на деле не только «потребитель», может быть противопоставлен «клиенту», а этимология (в значениях следующего традициями или платящего налоги) добавляет термину нужный смысловой окрас. Внутренний мир такого субъекта конструируется через сложную динамическую архитектуру производства и потребления. Грань между ними стирается на уровне когнитивных и эмоциональных аспектов внутренней жизни современного человека, которая выступает основным полем борьбы за внимание всякого, кто взял в руки смартфон или открыл свой ноутбук (неважно с какой целью). Онтологическим основанием для последующих размышлений становится культурный (в большей степени цифровой) ландшафт «нового капитализма», сочетающего в себе когнитивную, эмоциональную и надзорную формы. Именно этот «новый капитализм» задаёт основную траекторию ответа на вопрос «как быть человеком?» для субъекта, работающего на износ в поисках персонального счастья (mind worker) и проектируемого в качестве потребителя (customer).
В свою очередь, вынесенный в заглавие статьи капиталистический идеализм представляет собой фабрику грез в непрерывно работающей индустрии утопических микронарративов, где обученные люди и их технологии производят фантастические миры, снабжающие растерянных и дезориентированных субъектов с порабощенным воображением, мышлением и волей целями, жизненными стратегиями и мечтами о счастливом будущем. Вся эта генерация симулякративной реальности представляется расширенной и оцифрованной версией того, что некогда Ги Дебор назвал «обществом спектакля».
В приведенных ниже размышлениях представлен набросок феноменологической интерпретации той субъективности, которую я именую «гибридная субъективность customer/mind worker», а также попытка представить альтернативные условия для практик «заботы о себе», где есть место поступку, событию и тому забытому качеству жизни, которое не упаковано в бесконечные перфомансы ради продажи себя и не сводится к измерению своего существования с помощью чудо-гаджетов и данных «потребительской нейробиологии».
Культурный ландшафт «нового капитализма»
Ричард Сеннет в курсе лекций «The Culture of the New Capitalism» описывает идеализированного героя нового капитализма, который реализует свои цели и амбиции в культурных условиях, отличающихся фрагментарностью и нестабильностью. Такая среда благоволит процветанию только определенного типа людей с особой конституцией характера. И этот идеализированный/ая мужчина или женщина должен уметь решать три основных задачи: (1) ловко управлять временем на коротких дистанциях, уверенно контролируя себя при переходе от задачи к задаче, от проекта к проекту и мобильно перемещаясь с места на место как в реальном, так и в цифровом пространстве; (2) гибко переключаться по мере изменения реальности, раскрывая способности и развивая новые навыки, которые не имеют отношения к реальной компетентности, а скорее связаны с умением упаковывать себя под нужды и тренды времени; (3) обнулять свои достижения без сожаления и начинать с чистого листа, не цепляясь за накопленный опыт и достижения – быть гипергибким, открытым новому и не оглядываться назад. Это близко тому, как Бодрийяр видел логику потребления, которая подчинена ежегодному обновлению вещей, гаджетов и всего чего угодно просто потому, что нужно «быть в тренде» и точка.
Прежде, чем углубиться в антропологическую перспективу, необходимо конкретизировать концепт «нового капитализма». Для этого я высвечу его в трех основных проекциях – надзорной, эмоциональной и когнитивной. В процессе распаковки значений каждого из них мы получим феноменологию повседневности и культурный ландшафт, создающий условия формирования того, как разворачивается драматургия производства гибридной формы субъективности customer/mind worker.
а) Надзорный капитализм: охотники за вниманием
Начнём с надзорного капитализма, образующего технологическую архитектуру современного общества контроля в альянсе многочисленных технических и человеческих агентов, участвующих в конструировании цифровой реальности и способов взаимодействия с нею современных людей. До того как вышли книги «Надзорный капитализм» Шошанны Зубофф и «Капитализм платформ» Ника Срничека, описывающих образование определенных форм управления вниманием посредством алгоритмов, рекламных интеграций и других технологических воздействий на внутреннюю жизнь и поведение современного человека, в 2001 году группа французских интеллектуалов «Тиккун» в одном из номеров одноименного журнала опубликовала текст «Кибернетическая гипотеза». В нём детально описана форма децентрализованного управления с характерными инструментами и тот тип микрополитики, который направлен на проектирование и производство субъективности человека, более всего подходящего для поддержания капиталистической системы в максимальном гомеостазе.
Кибернетическая модель управления, воплотившаяся в надзорном капитализме, создаёт специфическую сеть взаимодействий между пользователем и цифровой средой, алгоритмами и людьми, платформами и сообществами, маркетологами и рекламодателями, инфлюенсерами и сегментированными аудиториями. Конструирование «человека-сенсора» является основной и, пожалуй, единственной задачей семиотического производства, в которое включена армия маркетологов, различных диджитал разработчиков, СХ-дизайнеров, проджект- и продакт-менеджеров разного уровня. Причудливая игра с построением персональных брендов, подключением блогеров и различных экспертов на фоне улучшаемых нейросетей и рекламных рекомендаций в цифровой среде обеспечивает идеологии амбассадоров, тем или иным образом включенных в расширение возможностей поддержания и развития цифровой архитектуры нового капитализма.
Всё это происходит в пространстве интернет-культуры, давно превратившейся в продающий гипертекст. Однако сама эта кибернетическая архитектура держится на плечах армии mind-workers, запускающих нейросети; людей, включенных в инженерию машинного обучения; аналитиков данных, бдительно охотящихся за ошибками или тех, кто создаёт очередной инфопродукт, продюсирует онлайн-школы или прокачивает как свои персональные бренды, так и бренды корпораций, товаров и услуг в потоке прогревающих посланий для потенциальных аудиторий будущих покупателей. Надзорный капитализм зиждется на анализе данных 24/7 и формировании аукционов поведенческих фьючерсов, предложение которых на рынке стало в последние годы основными активами экономики внимания, изменив конфигурацию отношений между человеком и гаджетами, а также структуру процессов производства и потребления товаров и услуг.
Если надзорный капитализм обеспечивает технологическую форму для контроля, регулирования и направления производства описываемой субъективности, то когнитивный и эмоциональный аспекты нового капитализма обеспечивают его содержание.
б) Когнитивный капитализм и его mind worker: учись, трудись, выгорай!
Призывы к постоянному обучению в течение всей жизни, практика селф-менеджмента, фитнес, йога, техники осознанности и личный психотерапевт, коучинг и чтение n-страниц нон-фикшн литературы, контроль состояния здоровья и повышение личной эффективности – всё это и подобное этому создают ту культурную среду обитания, в которой субъект в ипостаси mind worker использует пул инструментов самопомощи и саморазвития (читай: инструменты неолиберальной психополитики) для производства себя самого в согласии с инструктажем о том, как стать более эффективным, а затем идти к успеху и прочим вещам из списка бонусов за участие в большой конкурентной игре как бы свободного рынка. В этом контексте уместно упомянуть Quantified Self movement. Сообщество адептов квантифицированного «я», которые выступают за подчинение своей жизни различным гаджетам и цифровым измерениям как способу организации своего существования.
В итоге, различные когнитивные техники, правильные тексты и эксперты, помогающие специалисты, онлайн-курсы и консультанты обеспечивают и направляют те траектории движения, в которых высокофункциональный mind-worker активно производит собственную субъективность и пускает в расход весь когнитивный потенциал, превращая себя в мультипрофильное мобильное приложение. Оно способно в многозадачность, пул полезных привычек, стрессоустойчивость, готовность решить любую задачу для карьерного продвижения и стремится монетизировать все аспекты своего существования. Всё это происходит с опорой на веру в позитивную нейропластичность, «возможно всё», экспоненциальный рост в экономическом саморазвитии и максимальное раскрытие когнитивного потенциала, прямо пропорциональное степени когнитивных инвестиций в лучшее будущее.
Непрерывное включение в рабочие процессы («работа после работы» и «обучение в течение всей жизни») неизбежно ведет к выгоранию, депрессиям, высокой тревожности, увеличивает уровень стресса и прочим проблемам с ментальным и физическим здоровьем, что необратимо рушит миф о нейрофизически активном гражданине в качестве константы неолиберальной антропологии. Никто не рассказывает о негативной нейропластичности и застрессованном «человеке-привычке», живущем в режимах «бей, беги, замри». Нейропластичность не является a priori позитивным качеством работы мозга. Она может быть негативным следствием высокой толерантности к боли, насилию и различным формам саморазрушительного поведения. Однако эти истории имеют негативную эмоциональную окраску и с этим нужно что-то делать. Но что?
в) Эмоциональный капитализм и его customer: рынок токсичной позитивности
На помощь приходит эмоциональный аспект нового капитализма, отвечающий за формирование ипостаси customer. Чрезмерное напряжение, ведущее к истощению внутренних ресурсов и спаду производительности, нуждается в паузах для восстановления, которые отличаются от отдыха в традиционном представлении и также подчинены включению в рабочие процессы, но иным образом. Просмотр ленты инстаграм или тик-ток, туристическое потребление мест или участие в модном ретрите, приложение по осознанности или йога по утрам – эти и другие подобные им действия либо включены в обязательное потребление, либо являются невольным участием в качестве бесплатного внимания, выступающего сырьём для чужих производственных процессов в цифровом мире. Эмоционально заряженные прогревы амбассадоров нового капитализма, ленты социальных сетей, приложения по осознанности и неостоицизму, потоковые платформы с сериалами или какой-то иной развлекательный контент предлагает различные сценарии досуга в формате потребления продающего контента. Отдых – это время для рекламных интеграций в нашу жизнь. В это время перезагрузки мы бесплатно подрабатываем на цифровые платформы, обеспечивая их вниманием, которое конвертируется в поведенческие фьючерсы фейсбука и гугла.
В своей эмоциональной форме капитализм реализуется как спектакль, описанный Ги Дебором, и создаёт упаковку любого товара или услуги в качестве заряженного порцией токсичной позитивности контента. Позитивные люди из параллельной вселенной социальных сетей с пластмассовыми улыбками рассказывают о счастливой жизни, высоких достижениях и уровне дохода, убеждают в том, что вселенная услышала их запрос и карта желания обеспечила им самые невероятные приключения в престижных туристических местах. Недремлющие инфлюенсеры подогревают мотивацию и заряжают энергией всех, кто приуныл и потерял мотивацию к наращиванию личной эффективности и стремлению к реализации амбициозных целей. Листая ленты тик-тока или инстаграма, человек погружается в мир прекрасных грёз, где люди с высоким потребительским статусом зазывают в свой фан-клуб. Эмоциональная упаковка товаров, услуг, образовательного и развлекательного контента, персональных брендов и экспертности, стилей жизни и форм досуга, недвижимости и мест туристического потребления предстает в качестве обязательного условия их продажи. Развлечение и потребление неразрывно связаны. В связи с этим интернет превращается не просто в большой маркетплейс, но еще и наполненный эмоциональными триггерами, коммерциализацией чувств и прочими уловками «потребительской нейробиологии» развлекательный центр под брендом «индустрии счастья» как основы жизни современного человека.
Надзорный, когнитивный и эмоциональный капитализм образуют триединую основу нового капитализма, направленную на формирование с одной стороны работающего на износ mind worker, а с другой стороны на превращение всех его желаний, мечт и целей в акты потребления, создающих вторую ипостась субъекта – customer.
Self/product-management: производство и управление гибридной субъективностью customer/mind-worker
Высокопродуктивный mind worker сменяет собою эмоционально заряженного customer, а затем они вновь меняются местами, образуя быстрые циклы производства и потребления. Важно обратить внимание на ускользающую черту, разграничивающую процессы когнитивного производства и потребления информации, быстрое переключение которых обнаруживает абьюзивный характер распределения внимания между ними. Если в условиях новой экономики именно внимание является главной валютой, то его эксплуатация в форматах производства и потребления продающего контента обнаруживает полнейшую невозможность иного времяпрепровождения. Человек потребляет контент, чтобы начать его производить самому, или же он потребляет контент, произведенный каким-нибудь ушлым инфобизнесменом. Обучение на новом курсе как форма потребления информации является с когнитивной точки зрения рабочим процессом, но также и процесс потребления развлекательного или иного контента является «работой мозга», а не досугом. Нет задачи углубляться в тонкости современных нейронаук, но, отвечающий за деятельность в условиях стресса, симпатический отдел нервной системы во всех описанных процессах исключает включение парасимпатического отдела, отвечающего за настоящее расслабление и жизнь в той форме беззаботности, где нет места высокой эффективности, работе на износ и любым навязчивым мыслям о том, что бездействие – a priori прокрастинация.
В итоге, обе формы поведения – customer/mind worker – в рамках так организованного производства субъективности встроены в сложную сетевую архитектуру «нового капитализма». Важно обратить внимание на то, что деиндивидуализация и радикальное отчуждение реального субъекта, принудительно включенного в процессы реализации идеологически заданных форм субъективности customer/mind worker лишает его свободы реального выбора, желания и стиля своего существования. Ему не остаётся ни малейшего шанса выйти из роли зрителя или актера в большой игре, призом в котором выступают воображаемые горизонты успешного успеха и невероятного уровня потребления под соусом пропаганды счастья.
Книги, курсы, блогеры, эксперты, приложения по майндфулнесс, йога, фитнес, туристические места, ретриты, развлекательный контент в соцсетях – обеспечивают баланс производства/потребления и помогают организовать мнимое самоуправление в распределении жизненной энергии для работы и досуга. Иллюзорность обнаруживает себя в том, что все эти решения и выборы уже включены в customer development, программы по самопомощи и другие аспекты микрополитики, обеспечивающей существование идеологически правильного субъекта, стремящегося к счастью и успеху, и делающему всё возможное и невозможное для их достижения.
Чтобы лучше понять эту схему с феноменологической точки зрения, стоит обратиться к двум разделам современного менеджмента. С одной стороны, это self-management (включающий в себя тайм и стресс-менеджмент), а с другой стороны product-management (отвечающий за разработку любого продукта в современных реалиях от упаковки до продажи чего угодно: хоть фантастической дичи от гуру инфобизнеса, хоть модной эко-активистской повестки). Оба направления менеджмента формально имеют отношение к совершенно разным уровням организации, но в контексте рассматриваемой темы гибридной субъективности customer/mind worker образуют нечто единое.
Self-management предполагает высокий уровень самоорганизации, включающий целенаправленное поведение, сопровождаемое ростом личной продуктивности в решении экономических задач. Субъекту в ипостаси mind worker предлагаются различные инструменты для раскрытия когнитивного потенциала от полезных привычек и книг по самопомощи до разных экспертов-консультантов и образовательных программ для «обучения в течение всей жизни». Всё это необходимо для того, чтобы идеологизированный образ «нейрофизически активного» mind worker был принят в качестве способа мыслить себя и отвечать на вопрос «как быть человеком?». Управление приватизированным стрессом, умение распределять время и задачи так, чтобы исключить прокрастинацию, выгорание и другие препятствия на пути к успеху и счастью – это основа высокоорганизованного «предпринимателя самого себя», усвоившего идеологию «жизни как прибыльного бизнеса».
«Self» в контексте селф-менеджмента не имеет отношения к реальному субъекту, который совершает осознанный выбор того, кем и как он хочет быть. Это абстрактная схема, подобная тому «идеализированному Я» невротика, описанного Карен Хорни, и которая, по мысли автора, подобна «сокровищнице, начинённой динамитом». Конструирование и управление self в контексте нарративных, социальных и частных «практик себя», пропитано инструментами психополитики, направляющими и регулирующими формирование субъективности по лекалам неолиберального типа рациональности. Память, внимание, чувства, воля, публичная и приватная активность человека подчинены логике построения «персонального бренда» как единственно возможной траектории включения в спектакль. Производство субъективности в этом театре одного актера отражает особенности легитимных способов представления себя другим в контексте заданных «новым капитализмом» траекторий проживания собственной жизни так, как если бы тебя никогда не существовало. Так организованное частное существование исключает собственную жизнь как свою жизнь с поиском себя, осмыслением личного опыта и экзистенциальной драматургией «Я», пробирающегося к «опоре на себя» через толщу «людей» (в хайдеггеровском смысле). Self в контексте производства субъективности и «управления собой» предполагает непрерывное конструирование востребованных рынком форм мышления, поведения и представления себя другим.
Мне попалась книга «Жизнь как конструктор». Это книга по самопомощи в духе поп-психологии активно предлагает использование метафоры, вынесенной в заголовок в качестве рабочего инструмента для самоанализа и проектирования собственного существования. Идея свободного конструирования персональной жизни в контексте многообразных микронарративов современности коррелирует с темой гибкой идентичности, нейропластичности, готовности постоянно расти и меняться, демонстрируя экзистенциальную мобильность в выборе ценностей и целей в условиях хрупкой жизни с растущим градусом неопределенности. Однако, всё это фееричное многообразие – лишь декор для мнимой свободы выбора того, как быть собой, за фасадом которого разворачивается девальвация аутентичного существования, а субъект, якобы конструирующий самого себя и управляющий собой, оказывается объектом многочисленных интервенций иных сил, ежечасно проектирующих его самого.
В итоге, self-management оказывается набором инструментов психополитики, реализуемой на микроуровне во множестве подталкиваний к целям, задачам, саморазвитию и раскрытию когнитивного потенциала не имеющих отношений к тому, что может описано словами «жить своей жизнью» и «быть собой». В некотором смысле многообразие средств самопомощи и даже различные подходы к оказанию психотерапевтической помощи оказываются втянутыми в эту семиотическую игру, основным результатом которой является устойчиво функционирующий индивид с развитыми навыками self-management, лишенный самосознания и максимально отчужденный от проживания своей жизни как своей собственной.
Как так произошло? Понимание подобных метаморфоз произрастает из анализа product-management и тесно связанного с ним раздела маркетинга — customer development. Производство субъективности в ипостаси customer предполагает максимальную активизацию надзорного, когнитивного и эмоционального капитализма в многообразии инструментов и средств. Кибернетическая архитектура цифровой реальности выстроена как пространство торгово-развлекательного центра, где развлечения и потребление тесно переплетаются, утрачивая отличающие каждую из этих сфер черты. Некогда праздно гуляющий по торговым центрам фланёр-потребитель теперь сёрфит ленты социальных сетей, чередуя их с посещением маркетплейсов, а затем вновь возвращается к просмотру нативной рекламы у любимых инфлюенсеров. Потребительская нейробиология, активно внедряемая в различные формы маркетинга и менеджмента задаёт новые стандарты проектирования потребительского опыта (CX-design), реализация стратегий которого максимально сближает customer/product development. Все эти карты потребительских путешествий, глубинные интервью, отслеживания цифровых следов и прочая активность имеют одну направленность – создать потребителя по образу и подобию продукта, а также проследить/проложить его маршруты квазипутешествий в потреблении иллюзий (customer journey map). При таком раскладе покупатель будет чувствовать, что это его товар, его выбор и его стиль жизни. Вся эта череда незаметных и неявных подталкиваний уберегает обывателя от экзистенциальных тревог и рисков. Это безопасная траектория движения из расставленных игровых ловушек, упакованных в вариации на слоган безвременно покинувшего территорию РФ McDonald’s с его «то, что ты любишь». Спроектированный customer вписан в стратегическое развитие многообразия продуктов и трендов, рутинная предсказуемость которых предлагает комфортную среду из заранее заготовленных покупок, туристических поездок и других псевдособытий, превращающих существование человека в путешествие по стрелочкам в гигантском оцифрованном гипермаркете ИКЕА.
Гибридная форма субъективности customer/mind worker оказывается производной от умело синтезированных self/product management, инструменты которых стирают грань между продуктом, его разработчиком и его потребителем. Приведу пару кейсов, пусть и утрированно, но отражающих описанные тренды. Из этических соображений я не буду называть имён, но вы наверняка сможете узнать в этих примерах тенденции и ходы, характерные не только для тех отдельных амбассадоров нового капитализма, которых я здесь имел ввиду.
Первый кейс – известная диджитал-селебрити устраивает для своих подписчиков челлендж, суть которого помочь ей доказать, что можно зарабатывать на личном бренде кучу денег. Инстадива, имитируя вальяжный отдых возле бассейна в Дубаи, обещала им и самой себе, что в течение дня соберет несколько миллионов рублей на продаже инфопродуктов разной степени ненужности, вроде «моё участие в вашем подкасте» или «моя консультация по продвижению в инстаграм». Челлендж удался, заработано гораздо больше. Все счастливы. Happy end. Но в этой истории важна закадровая работа по реализации подобных проектов, в которых мнимая спонтанность, непринужденность и наигранность каких-то решений скрывает непрерывную многонедельную подготовку к очередной продаже информационного сюрстрёмминга. Гипертрофированная демонстрация шикарного отдыха, колоссальных расходов на потребление с нарциссическим акцентом на избыточном наслаждении скрывает маниакальный трудоголизм, в котором нет возможности жить и вообще что-то переживать, но важно находиться в гипертонусе и мониторить тренды. Как советский пионер, надо быть всегда готовым удачно заявить о себе с целью что-то продать, а точнее продать свою жизнь в мнимом многообразии её гламурных проявлений. Высокий уровень самоорганизации вместе с компульсивным трудоголизмом остается за кадром срежиссированного перфоманса, где демонстративное потребление и избыточное наслаждение представлены как непрерывный поток гламурной жизни в кайф.
Второй кейс – обитатель инстаграма играет в театре одного актера и с невероятным упорством ежедневно постит контент, где он маниакально покупает брендовые вещи, ездит на дорогой машине, регулярно появляется на модных тусовках, отдыхает во Франции и наслаждается восхищенными взглядами прохожих. Кажется, что его стиль жизни – объект вожделения для многих. Он не работает, у него много денег и ему, кажется, доступно всё. Но этот компульсивный шопоголизм, как и компульсивный трудоголизм предыдущего персонажа, лишь мимикрирует под счастливую успешную жизнь, которая удалась. За кадром остаются бессонные ночи, депрессия, расстройства пищевого поведения, социальное одиночество и обреченность постоянно играть в театре имени себя. В одном из видео, он восклицает: «А жить-то когда?! Жить когда?!». Сказанное не имеет отношения к экзистенциальному кризису и, скорее всего, лишь рисовка на показ, но иногда и выдумка случайным образом совпадает с реальностью.
Компульсивное поведение с точки зрения психоанализа представляет субъекта навязчивости тем, кто избегает своего желания и постоянно практикует замещающее действие, состоящее из череды актов повторяющегося поведения. Подобное поведение призвано не столько оставить его неудовлетворённым, сколько направлено на защиту от каких-либо разрывов. Парадоксально, но капитализм не интересует персональное желание именно потому, что его интересует непрерывное потребление. В идеале customer должен быть тревожен и обсессивен, но не встречаться со своим желанием, рассказывающим ему о том, что полный контроль, гарантированное удовлетворение и в конце концов вечное потребление с бессмертием – это иллюзии. И они не приближают субъекта к самому себе, а бесконечно отодвигают на еще большую дистанцию от реализации того, что можно называть своей жизнью и своим удовольствием. Застрессованный человек-привычка мечется между режимами customer/mind worker, тщетно реализуя неолиберальную мифологизированную модель «предпринимателя самого себя», якобы умело управляющего своей жизнью и реализующего самые амбициозные мечты.
Но, если гламурные персонажи из социальных сетей пытаются скрыть от других и самих себя экзистенциальный провал неолиберального проекта производства субъективности, то реальное положение дел множества прекарно занятых курьеров, таксистов, айтишников нижнего звена и других типов трудовой занятости наглядно демонстрирует гигантские расстояния, отделяющие их от воображаемых счастья, успеха и возможностей их достижения, ежедневно продаваемых на рынке утопических микронарративов под хэштегом «выбирай, что хочешь и живи свою жизнь».
Новый тип предпринимательства невозможно представить без ушлых инфобизнесменов, селебрити и других актёров большого продающего спектакля, окучивающих наивных любителей финансовых пирамид, сетевого маркетинга и прочих лохотронов. С другой стороны, он невозможен без тех, кто верит в карту желаний, инсайты от вселенной, «каждому по мальдивам и дубаю» и всем по «счастливой жизни», увязших в кредитах, ментально выгоревших и продолжающих «просто верить в мечту». Чтобы понять эту ситуацию, важно осмыслить «новый капитализм» с точки зрения его идеалистической сущности и направленности на непрерывное порабощение воображения всех, кто видит мир как спектакль через экран своего смартфона или телевизора.
Капиталистический идеализм: индустрия микронарративов для построения customer&mind worker journey map
Вторжение библейской интерпретации реальности в позднюю античность превратило последовательность событий в большом историческом времени в эсхатологическое предвкушение конца истории. Судный день и второе пришествие Христа в секуляризованных метаннаративах ХХ века сменились грядущим торжеством коммунизма или арийской расы, но так или иначе вплоть до падения Берлинской стены у большой части человечества теплилась надежда свершения утопии и развязки исторической драмы, вокруг конца истории. Христианство невозможно представить без идеи финала в форме Страшного суда и наступления царствия Божия. Коммунизм невозможно представить без конечной развязки классовой борьбы и наступления всеобщего благоденствия без эксплуатации и угнетения.
Однако случился крах метанарративов и наступил постмодерн, разочарование в утопическом мышлении и последующее за ним безвременье, которое люди вроде Фукуямы поспешили назвать «концом истории» (в гегелевском смысле), а более критично настроенные авторы вроде Бодрийяра, сообщили, что просто теперь нет ничего кроме дня сурка потребления. Так или иначе, осмысленное и хоть какое-то будущее стало всё чаще фигурировать в информационном пространстве как украденное капитализмом, превратившим реальность в сплошную торговлю и бесконечный повторяющийся спектакль.
Несмотря на то, что новый капитализм по-прежнему ориентирован на материальное производство и потребление, в которых деньги в качестве ресурса остаются центральным объектом вожделений, в своей идеологической основе он выступает как идеализм, эксплуатирующий воображение, чувства и образы будущего в отнюдь не материальном формате.
Неолиберальная идеология, заложившая фундамент новому капитализму, пестует многообразие экономических свобод и разворачивается внутри постмодернистского релятивизма, изначально скептически относящегося к любой форме тотальности, кроме тотальности иронии, скептицизма и поливариативности интерпретаций. И вот внутри этого безвременья и отказа от крупных идеологий случилась реинкарнация эсхатологического мышления, но уже не на уровне метанарративов, идеологизировавших повседневность от христианства до коммунизма в качестве больших идей для массового сознания. Неолиберальная рациональность, ориентированная на чрезмерно индувидуализированного субъекта, озабоченного превращением своей жизни в успешное экономическое предприятие, подстроилась и адаптировалась к постмодернистской стихие многообразия повесток и стилей жизни. Как и любая иная идеология, по умолчанию стремящаяся овладеть массовым сознанием и навязать ему эсхатологическое видение будущего, неолиберальная программа в альянсе с «новым капитализмом» производит специфическую форму утопического мышления. Но только делает это экстраординарным образом – создавая рынок утопических микронарративов для каждого, мнимое многообразие которых подчинено теме индивидуального успеха и счастья, неизбежно ассоциируемых с потреблением товаров, услуг и контента.
Если дисциплинарные общества прошлого создавали систему ограничений для подчинения индивидуального сознания коллективной идеологии (будь то христианская доктрина или социалистический проект), то в в условиях постмодернистского плюрализма, игры в демократию и свободу выбора личного проекта самореализации действуют новые механизмы власти. Порабощение воображения, сферы чувств и когнитивных способностей тому способу субъективации, который назван в этой статье гибридной формой customer/mind worker выстраивается на мнимой вариативности стилей личного существования, иллюзии выбора и одобрении радикального индивидуализма. Чем громче кто-то кричит, что он не такой как все, тем скорее всего он попадает в мейнстрим неолиберального производства «свободного человека».
Персональная эсхатология современного субъекта с внутренней жизнью, порабощенной утопическим нарративом «счастья для каждого», стала результатом поглощения целого ряда смелых идей, высказанных различными мыслителями, а затем реализованных частными лицами и/или сообществами попыток выстроить альтернативу существующему порядку вещей. Экзистенциальная идея «человека как проекта» (Сартр), пресловутая «самоактуализация» (гуманистический психолог Маслоу), «трансгрессия» как постоянный выход за пределы имеющегося опыта (Батай), «управление собой» и «техники себя» (Фуко), протестные инициативы от «красного мая» с лозунгами «будьте реалистами, требуйте невозможного» и «вся власть воображению» до панков, хиппи, рейв-движения и современного феминизма – всё это было поглощено, превращено в спектакль и конвертировалось в продукт для соответствующего сегмента целевой аудитории. Повестки, меньшинства, новая и старая этика, пропахший нафталином славянофильский дискурс и всякая попытка быть иначе уже упакованы и размещены на нужных расстояниях для порабощенного консьюмеризмом и когнитивным трудоголизмом воображения. Диспозитив исповедальности исключает последние очаги аутентичного, подчиняя любые инициативы и стремления логике производства гибридной субъективности customer/mind worker с опорой на self/product management.
Завороженные яркими шоу и продающими образами, держатели смартфонов 24/7 индоктринируются нарративом «быть предпринимателем самого себя», мобилизирующим весь свой когнитивный потенциал для приближения эсхатологической развязки персональной истории – «и вот ты счастлив и успешен». Постоянное цифровое прикосновение к бесконечно далёкому избыточному наслаждению от созерцания (в качестве зрителей) перфомансов инстаграм-селебрити и сильных мира вдохновляет разрозненных «людей-привычек» на новые подвиги по обретению будущей счастливой жизни. Подобно христианским монахам-отшельникам, каждый день боровшимся со страстями ради обретения блаженства в посмертном будущем, новые аскеты принимают правила игры с необходимостью тридцатилетней ипотеки; обучения в течение всей жизни с регулярной оплатой нескончаемых курсов в рассрочку; консультаций коучей, помогающих выстроить «стратегические цели в мире, полном неопределенности» и провести из точки А в точку Б; прекарной нестабильной занятости и вынужденной трудовой мобильности с фоновой тревогой и отсутствием каких-либо гарантий от государства, корпораций и вселенной, которая якобы всё еще что-то слышит (но это не точно).
Мифологизированная фигура «предпринимателя самого себя» совпадает с не менее фантастической персональной эсхатологией, в которой все достигнут личного счастья с домиком у моря и большим пассивным доходом от правильно инвестированного когнитивного капитала. Эти рекламные образы счастливых людей из параллельной вселенной преследуют борющегося с приватизированным растущим стрессом выгорающего субъекта, утешающего себя тем, что «в будущем всё будет хорошо, надо еще поднажать».
Феноменологическая интерпретация так устроенного рынка утопических микронарративов требует обратить внимание на потребность человека в структурировании времени своей жизни и затруднении в ситуации многообразия выбора с высоким градусом неопределенности будущего. Простая и понятная большинству идея, что «в будущем ты будешь счастлив» бесконечно форсится множеством агентов индустрии иллюзий, потребление которых выступает доступным культурным транквилизатором для каждого. Возможность желанного сценария развития событий проектируется и окрашивается при помощи инструментария, описанного в разделе о надзорном, когнитивном и эмоциональном капитализме. Мифический герой неолиберального атомизированного общества инвестирует в счастливое будущее, потому как убежден, что наградой за его сверхмотивацию и когнитивные усилия будет счастье, успех и всё, что пожелаешь. Иначе и быть не может… Но это не точно.
Новый капитализм – это капитализм возможностей. Идет ли речь о кредитах на образование или ипотеке, инвестициях или стратегических целях – всё это находится в неопределенном будущем, снабженном эмоционально заряженными продающими образами. Брайан Массуми в посткапиталистическом манифесте пишет: «Капитал – есть функция времени. Элемент времени принципиально нехронологичен, он вращается вокруг потенциала, который есть не что иное, как будущее в настоящем».
Перенося эту идею в концепт персональной эсхатологии как основы оторванного от реальности и затерянного в стихие порабощенного воображения субъекта «нового капитализма» можно сказать следующее. Возможности будущего становятся магнитом для существования в режиме синдрома отложенной жизни и страха упущенных возможностей. Такой сценарий комбинируется с моментами разрядки при переключении в режим «побудь здесь и сейчас», но не недолго, а лишь для восстановления продуктивности. Дискурс капитализма возможностей – благодатная почва для порабощения воображения и создания бесчисленного количества иллюзий по принципу «хорошо там, где нас нет». Ненаучно-фантастический нарратив о мифологизированном успешном герое-одиночке «self-made man», которым может (и должен) стать каждый человек в новом дивном мире, так же, как и другие воображаемые сущности вроде «свободного рынка», «свободной конкуренции» и «свободы выбора» в условиях «нового капитализма» бесконечно далеки от экзистенциальной драматургии фрустрированного работника с прекарной формой занятости в условиях растущей гиг-экономики.
В итоге, эсхатологический контекст «(не)свободного рынка» утопических микронарративов привязан к воображаемому личному счастью, индустрия которого создаёт эмоциональную упаковку для порабощения воображения и гипноза вдохновения выгорающих субъектов на смелые подвиги на пути к светлому будущему. Но не для всех.
Событие, поступок, встреча с Другим и «качество жизни» по ту сторону «потребления иллюзий»
Находящийся в процессе производства гибридной субъективности customer/mind worker, включён в гигантскую нейросеть в качестве «человека сенсора», переходящего от изнурительного компульсивного когнитивного труда к не менее изнуряющему компульсивному потреблению. Вся эта рутина привычек, обучений, актов приватизации стресса, борьбы с прокрастинацией и тщетных попыток не сорваться в бездну депрессии образует подводное течение внутренней жизни современного человека. За фасадом грёз о счастливом будущем и натянутой улыбкой заряженного мотивацией фрилансера-прекария влачит своё существование инертный атомизированный «человек-привычка». Похожие один на другой вечера он коротает досуг (в зависимости от типа трудовой занятости) либо в прокрастинирующем режиме как курьер или таксист за просмотра тик-тока или скачанного с торрента сериала, либо как мечтающий об удаче айтишник «работает после работы» «охотясь за ошибками» («bug bounty»).
Ложные горизонты персональных эсхатологических проектов организованы так же, как и любая форма предсказуемого будущего в эпоху «нового капитализма». Модные тренды, прописанные на годы вперед, инновации, меняющие те или иные бизнес-модели, открытие новых рынков или всплеск нового возмущения — всё это качественно ничего не меняет, подчиняя происходящее логике количественного измерения и не оставляя места чем-то принципиально иному, не размещенному в контексте нагромождения спроектированных продающих спектаклей, рассчитанных инвестиций, упаковок продуктов, выставленных сотрудникам KPI и прочих продуктов инструментального разума.
Финальная тема, которая и была стартом для серии размышлений представленных в этом тексте, связана с понятием «качества жизни» и его переоценкой. На ряд ниже приведенных размышлений меня навел упомянутый выше посткапиталистический манифест Б. Массуми, в котором автор пытается реабилитировать понятие «ценности» вне контекста экономической стоимости как универсального мерила всего, что происходит в цифровом торгово-развлекательном центре размером с интернет. Инфлюенсеры, прокачивают личные бренды, измеряя их количеством подписчиков; успешные достигаторы, подсчитывают доходы; даже прекарно занятые курьеры и таксисты озадачены сложением и умножением, делением и вычитанием, выстраивая отношения с очередным Uber или другим инструментом гик-экономики. Тайм-менеджмент и таск-менеджмент создают структуру времени и горизонт ожиданий для «(не)управляющего собой» субъекта, обреченного встроенного в не им выбранную структуру унылого (без) жизненного мира.
Культурный ландшафт этой озабоченности миром вытесняет субъективно переживаемое качество жизни, как и целый спектр событий, поступков и внутренних состояний, не вписанных в архитектуру «нового капитализма». Внутренняя жизнь, пропитанная идеологией «счастья и успеха», токсичной позитивностью и конструируемым порабощенным воображением будущим, упакована в цели, задачи и выплату долгов по кредитам. Она превращается в причудливый мир, в котором человек бродит по страницам романов Кафки, но верит, что там обязательно будет счастливый финал. Исключено переживание личного опыта, осмысляющего раздумья и вариативности сложных чувств, нет живой динамики искренних отношений и неформальной солидарности, а в итоге нет того многообразия форм и стилей жизни, которые a priori предполагает уникальность человеческого существования.
Представленная мрачная картина происходящего и фрустрирующие интерпретации могут показаться читателю всего лишь несколько переработанным концентратом идей из текстов леворадикальных мыслителей в духе Ги Дебора и последователей Делёза из группы французских интеллектуалов Тиккун, критикующих «новый капитализм». Однако, меня занимает судьба субъекта, девальвация которого последовательно разворачивается последние десятилетия в глобально перестраиваемом по стандартам неолиберальной антропологии мире. Описанный выше процесс десубьективации и порабощения индивидуального воображения индустрией утопических микронарративов создаёт среду, в которой сама жизнь и возможность её проживать ставится под большой вопрос. Проектирование потребительского опыта и селф-менеджмент для раскрытия когнитивного потенциала благодаря новейшим технологиям и исследованиям в области «потребительской нейробиологии» оккупируют внутренний мир современного человека, от которого уже почти ничего не осталось, кроме набора реакций застрессованного мозга, работающего в режиме «бей, беги или замри».
Гибридная субъективность, спроектированная для когнитивного труда и потребления иллюзий, встроена в нейрость, генерирующую лишь симулякры жизни. Однако, остается открытым вопрос о самой возможности жить свою жизнь за пределами вездесущего нагромождения продающих спектаклей и воображаемых горизонтов персональной happy end-эсхатологии. В этом контексте, на мой взгляд, возникают несколько ключевых траекторий для феноменологического прояснения – проживание времени, событие, поступок, отношения с Другим (в режиме, лишенном корыстной заинтересованности в удачной сделке или использовании друг друга в качестве нарциссического расширения) и качество жизни, не упакованное в диктатуру вычислительных измерений.
Проживание времени. Эсхатологическое время потребления иллюзии и завороженной компульсивности когнитивного труда исключает проживание своей жизни. Спроектированная одномерная субъективность «маленьких людей» умело интегрированная в нейросетевые операции лишает не только будущего, но и настоящего. Персональное проживание времени своей жизни остается за пределами культуры суеты, созерцание, творческая скука, личный досуг и другие формы немонетизируемого и неизмеримого времени подвергаются стигме и оказываются за бортом «гонки за счастьем». Неспешная внутренняя жизнь максимально маргинализована и лишена ценности, а вместе с ней девальвации подвергнута идея осмысления и проживания того, что происходит по эту сторону от убегающего в иллюзорное будущее воображения, отрывающего субъекта от самого себя и реального положения дел.
Событие. Георг Зиммель в небольшой работе «Приключение» описывает состояние разрыва рутины повседневности через приключение как спонтанный выход в иное качество проживания времени. Но теперь этот опыт фактически невозможен, так как потребление туристических мест и заслуженная тяжким трудом прокрастинация не предполагают своего досуга, но интегрируются в сценарий customer development. События – это ивенты и запланированные встречи, тусовки и тренинги. Всё, что может быть отмечено в гугл-календаре и списке задач. Они не имеют отношения к событию ни в смысле приключения, ни в смысле разрыва, некоего выхода в то состояние, когда путешествие, по меткому выражению Пруста, становится способом обрести иной взгляд на вещи. Диктатура того же самого и уже заранее известного, прирученного и понятного не позволяет событиям случаться. В опыте психотерапии человек все чаще не ищет встречи со своей тенью или какого-то глубинного диалога с собой, где не слышны иные голоса. Ему достаточно обрести нормальность и жить спроектированную жизнь без риска и бремени существования наугад. Предсказуемое и успокоенное самопонятливое бытие-в-мире – условие счастливой бездумности, радикально исключающей экзистенциальные кризисы, драматургию индивидуального столкновения с тем, что не было запланировано. Рациональная измеримость и подчинение разворачивания производства субъективности проектируемым сценариям того, что должно происходить представляется бегством от потрясений, осознаний и настоящих встреч с чем-то или кем-то иным.
Поступок. Как и событие, реальный поступок исключен из мира нарциссических перфомансов для прогревов и привлечения внимания. Построение жизненных стратегий, поиск способов монетизации своих способностей и навыков, перемещения из точки А в точку Б в контексте описанной гибридной субъективности customer/mind worker не имеет отношения к поступку. Михаил Бахтин в своей классической работе «К философии поступка» подчеркивает, что жизнь как сложноорганизованный индивидуализированный поступок, когда я поступаю всей своей жизнью, предполагает полное «не-алиби в бытии». Каждый раз решаясь на что-то значимое, я не знаю что именно мне в этих обстоятельствах совершить, не могу опереться на мудрые рекомендации эксперта или инфлюенсера, преисполнившегося и познавшего дзен. Мне придется в уникальных обстоятельствах пространственно-временного континуума совершить если не прыжок веры, то решительный поступок, за которым не может стоять ощущение, что любое действие подобно нажатию кнопки на телевизоре, перетаскиванию товара в корзину на маркетплейсе или суетливой спешке в погоне за скидками «чёрной пятницы».
Встреча с Другим. Мой ученик-психоаналитик рассказывает, как когнитивно-поведенческие терапевты приходят на психоанализ, испытывая некую дефицитарность чрезмерно рационального подхода к лечению ментальных расстройств, в котором есть рабочие протоколы, понятные схемы и уверенность в доказательной эффективности. Но часто нет (или не хватает) непредсказуемой спонтанности встречи с собой и Другим. Краткосрочные «эффективные стратегии терапии», направленные на достижение быстрого результата, похожи на передышку в марафонском беге, участие в котором не было личным выбором. Встреча с Другим оказывается проблемной в нарциссически зацикленном на себе радикальном индивидуализме, где другие – это чаще бизнес-партнеры, покупатели услуг, соратники по выплате ипотеке и несению экономического бремени подавленной жизни. Другой в его экзистенциальной запредельности оказывается недостижимым горизонтом в контексте дружеских или романтических отношений, и предстаёт скорее в качестве анонимной инстанции, сгенерированной всё той же тотальной нейросетью. Никакого риска оказаться в экзистенциальной растерянности от непредсказуемости того, чем может стать реальная встреча с Другим.
Качество жизни. Субъективное проживание жизни в многообразии уникальных нюансов и качеств исключает беглую поверхностность скоростного режима обработки информации, заданного современным темпом жизни. Оно не может быть подчинено функционалу потребительской нейробиологии и той одномерной редукции сложно организованной внутренней жизни, которая упакована в симулякр субъективности customer/mind worker. Выгорание, депрессия, растущая тревожность и прочая симптоматика – остатки протеста жизни, сопротивляющейся радикальному отчуждению и загнанной в тиранию мнимого счастья. Измотанный потребитель иллюзий по инерции продолжает смотреть продающие спектакли и верить в то, что его существование однажды каким-то образом всё таки станет чем-то прекрасным и замечательным. И это ожидание чуда отсылает к сущности капиталистического идеализма, ежедневно порабощающего воображение одномерного «маленького человека» тем, что в неопределенном будущем его жизнь наполнится выносимой легкостью бытия.
В повседневном существовании ускользает сама возможность субъективно проживать качество своей жизни, совершать реальные поступки, встретиться с Другим и быть открытым событию. Жизнь превращается в компульсивно-обсессивную форму бегства от болезненного переживания утраты недостижимого воображаемого счастья, продающие образы которого третируют растерянного потребителя иллюзий. Категорическое нежелание прожить эту утрату и отказаться от участия в продающем спектакле лишает субъекта надежды на то, чтобы «голая жизнь» — как она есть — началась и случилась в подлинном многообразии своих форм…