Иван Кудряшов рассуждает о том, как идеи эффективного альтруизма и социального скоринга высвечивают ограничения и трудности, с которыми сталкивается любая попытка разрешить социальные проблемы подсчетами.
Мир сложен, особенно когда люди активно отстаивают свои интересы и ценности, заваливая друг друга разномастными интерпретациями ситуации. В такой ситуации раз за разом возникает мечта: довериться числам, а точнее простым правилам, основанным на подсчётах. Этика, экономика, политика – все эти сферы пронизаны конфликтами, но при этом отнюдь не кажутся совсем чужеродными цифрам и формулам. Возможно поэтому и в наши дни на стыке этих сфер активно развиваются две близкие идеи – эффективный альтруизм и социальный скоринг. И хотя многие сторонники одной идеи не разделяют второй, да и вообще их редко ставят рядом друг с другом, я рассмотрю их вместе. Поскольку связывают их далеко не поверхностные аналогии.
Краткая история подсчётов
Математика всегда была одним из главных кандидатов на роль первого научного знания, которое способно предвосхищать события, а не плестись за опытом (как, например, реальная первая наука – материаловедение). Участок земли, мера зерна (взятая как плата/налог или данная в рост) и золотая монета научили цивилизованное человечество обращать внимание не только на речи о качествах, но и на скромные измеримые показатели. Измерять, впрочем, нужно было только то, что можно соединять и разделять, о чём всегда знали ростовщики, фальшивомонетчики и менялы. Ни астрология с нумерологией, ни философия с религией никогда не мерили людей количеством. Не знала подобных мерок и медицина до конца Средних веков. Если где и считали людей по головам, то только в битвах, а точнее после. Но хронисты были людьми заинтересованными, поэтому безбожно завышали или занижали цифры. Да и «большие батальоны» в те времена привлекали богов войны и удачи меньше, чем подготовка и мотивация воинов.
Только на рубеже Нового времени Западная цивилизация по-настоящему открыла для себя силу подсчётов. Вопреки древней пифагоро-платонической традиции речь шла уже не столько о постижении этой или иной реальности, сколько о выработке простых средств контроля, которые практически не лгут, не ошибаются, не порождают сомнений и толков. Пока учёные и философы рассуждали о том, что «книга природы написана языком математики», не менее серьёзную экспансию во все сферы жизни произвели банкинг, практики инженеров, артиллеристов, картографов, купцов, маркитантов, а позже работников фискальных органов и больших армейских штабов. Часть этих идей поддержала механистическая картина мира, одним из лозунгов которой по праву должно было стать изречение: «Всё, что можно измерить – нужно измерить. Всё, что измерить нельзя – нужно сделать измеримым». Поистине тектонические сдвиги произошли в западной культуре XVI-XIX веков под знаком веры в то, что измерить что-то – значит, получить власть над этим.
Однако к рубежу XIX-XX веков эта тенденция начала всё чаще сбоить. Крах идей прогресса, рациональности мироздания и гармоничности людской природы даже на фоне успехов научной (количественной) медицины, почти перестал питать надежду на чудесные устройства с кнопкой, которые вот уже завтра не только решат насущные проблемы, но и ответят нам на вопрос «кто я?». Затем развитие неклассической философии вместе с новыми идеями в области психологии указывало на то, что реальность редко укладывается в прогнозы и планы, а значит, и все подсчёты – игры ума, подкреплённые неврозом или бегством от хаоса и смерти. Казалось, что к концу ХХ столетия от веры в простые модели на основе наглядных измерений не останется камня на камне. Но, поддержанная всё более паранойяльной современностью, эта вера уцелела (силами прозелитов-ревнителей KPI и стандартизации), а затем приобрела и новый, мощнейший толчок к развитию. Благодаря тому, что получило лаконичное и мало что говорящее название Data science.
Необъявленная революция
Мало, кто понимает, что уже по большому счёту произошло. От человека с инструментом и формулой мы перешли к неутомимому алгоритму, способному в массе данных находить числовые зависимости, работающие поверх (или лучше сказать «под»?) любой мыслимой конструкции. Это постепенно начало менять и сам способ думать: теперь подкреплённая метрикой конструкция сама по себе рациональна (даже если непонятна, контринтуитивна или спорна), а на очередном витке рационализации и оптимизации уже и практична, красива, удобна и т.д. Отличный тому пример – параметрический дизайн, который постепенно входит в моду даже если его творения похожи на мир при диплопии или кошмар триптофоба.
Последствия этой невидимой революции мы уже видим, но пока ещё не узнаём в лицо. Идея о том, что любое человеческое существо или общество не сложнее бинома Ньютона, всё ещё выглядит вызывающе. К тому же навевает мысли о давным-давно устаревших и похороненных критикой механицистах, редукционистах и вульгарных материалистах. Однако идеи выбирают и поддерживают порой только потому, что они питают нашу бессознательную веру или желание. И если мозг не выделяет мысль как печень – желчь, то почему бы человеческому существу не выделять из себя цифры, на той стороне алгоритма дающие предсказуемые (ан масс) решения и контроль? Поэтому и в теории, и на практике эта идея продолжает искать удачные для себя союзы и формы. О двух таких примерах я и хочу порассуждать.
Утилитаризм и контроль на страже общего блага
Лично для меня ярчайшим примером возрождения этой идеи в области теории является современная форма утилитаризма с рекламным ярлыком «эффективного альтруизма». В сфере практики пример поиска и реализации решений, построенных вокруг той же самой идеи, будет даже несколько банален – это современные системы скоринга, активно развивающиеся и известные по громкому кейсу «социального рейтинга» (в КНР). На самом деле разнообразные системы оценки личности и её действий окружают нас уже довольно давно, главным образом это алгоритмы, которыми пользуются банки и социальные сети. Конечно, про многочисленные базы данных, в т.ч. в фискальных, страховых и других структурах тоже не стоит забывать. Если сегодня все эти системы только собирают данные о вас, то никто не гарантирует, что завтра они не начнут что-то от вас требовать на основе этих данных.
Кто-то скажет, что нечто в таком духе недопустимо в современных обществах, озабоченных темами дискриминации и защиты личных данных. Но здесь стоит помнить о том, что подобные вещи легко уживаются (говорят же вполне серьёзно о позитивной дискриминации). Так же как декларируемое равенство прав уживается с экономическим неравенством, измерения отдельных аспектов реальности очень легко могут стать основой для реинтерпретации многих принципов законодательства. Ведь неравенство, да ещё и обоснованное числами, очень легко представить как форму справедливости, как бы это странно ни звучало (просто вспомните логику страховых компаний: больше риска – больше выплаты).
Оба примера касаются ныне актуальных рассуждений об обществе и этике, но почему-то редко прямо указывается общая подоплёка этих процессов. Цифровые технологии плюс библейское «ты взвешен на весах и найден очень лёгким» – вот, где настоящий постмодерн и киберпанк, а не в унылых галереях современного искусства и около-философских дискуссиях о будущем. Алгоритмы и числа безразличны к жизни, что как раз и сулит многим из нас пресловутый low life.
При этом объединяет их не только наличие подсчётов и опора на технологии, но также и особый способ обращаться с идеей блага. Утилитарный альтруизм задаётся вопросом о том, как эффективнее делать добрые дела, но очень быстро мутирует в абстрактное вычитание любых контекстов, мешающих получить огромный коэффициент полезности. Иными словами, он борется не за рост блага и качества жизни, а с выдуманным злом неэффективности. Социальный капитал/рейтинг обычно призван совместить управляемость и справедливость через единообразные требования. Тут также возникает странная двусмысленность в отношении прав и благ отдельных граждан – что всё-таки важнее: предсказуемость и профилактика вреда или точность воздаяний/наград? Проблема алгоритма, который «судит», обнаруживается там же, где и его сила – на деле он не оценивает объективно, он попросту очень хорошо усредняет. Однако в таком случае это означает не только слепоту в отношении многих (по-человечески очевидных и важных) контекстов, но и неопределённость в отношении зла. Иными словами это снова тот же вопрос: что важнее, благо или эффективность, предотвратить большой вред или наказать незначительные проступки?
Взвешенное милосердие
Итак, давайте разберёмся с тем, что же не так с эффективным альтруизмом, который активно пиарят такие фигуры как Питер Сингер и Ник Бостром, велеречиво хвалят Билл Гейтс и Стивен Пинкер? Главным лицом этой теории, претендующей стать движением, является Уильям Макаскилл. Его обычно описывают как молодого философа, активно изучающего и пропагандирующего филантропию, хотя больше он похож на ушлого активиста, желающего не пыльно устроиться руководителем крупного фонда с чужими пожертвованиями (что ему-таки удалось).
Его ключевая работа «Ум во благо. От добрых намерений – к эффективному альтруизму» (переведена на русский в 2018 г.) предлагает нам так срежиссировать свою жизнь, чтобы каждый смог увеличить суммарное благо на Земле. Для этого вы должны выбрать работу, которая позволит вам либо напрямую помогать людям, либо регулярно отчислять существенные суммы в благотворительные фонды. Причём второе более предпочтительно по Макаскиллу, так как он предлагает мыслить контрфактически, т.е. по принципу оценки альтернативных сценариев.
По его мысли, например, работу врача, педагога или учёного всё равно кто-то выберет (поэтому неважно сделаете ли это вы), а вот занять хорошую должность в корпорации или госструктуре (чтобы за средние 80000 часов работы за всю жизнь заработать достаточно денег для благотворительности) – почему-то сможете только вы. Когда же речь заходит о том, что высокооплачиваемая работа может быть сопряжена с множеством эффектов, ухудшающих жизнь других и окружающую среду, Макаскилл сбегает в ту же логику – всё равно эту работу кто-то будет выполнять, поэтому данные эффекты морально иррелевантны.
Продолжая линию утилитаризма, Макаскилл предлагает не просто отдавать деньги фондам, но выбирать разумно – куда именно их отдать. При этом разумно по его мысли – значит считать и сравнивать, целиком отбросив любые другие соображения. Но как сравнить эффективность двух черити-проектов (если один кормит бесплатными обедами нищих, а другой – покупает лекарства для африканских детей)? Для сторонников эффективного альтруизма – это пара пустяков, надо всего лишь посчитать совокупное квали. Квали – это условная единица качественно прожитых лет жизни (1 квали = 1 год жизни при средних условиях и хорошем здоровье). На этой шкале благополучия оказываются уравнены все, кто нуждается в помощи: бедные, остро и хронически больные, инвалиды, борющиеся с депрессией и другими психическими расстройствами. Таким образом, как отмечает Амия Сринивасан, универсальная валюта страдания позволяет как игнорировать специфику жизни отдельных индивидов, сравнивая то, что вроде бы нельзя, так и отбросить вопрос о том, кто и по каким мотивам совершает благо (важно лишь много его или мало).
В таком ракурсе человек, который решил пожертвовать деньги на исследование рака, из-за умершего от него брата, должен отдать деньги Макаскиллу, который найдёт для них «доброе дело» с коэффициентом эффективности повыше. Немодными и вредными объявляются и любые привязанности вроде помощи соотечественникам или обязательства перед профессией, альма матер или малой Родиной. Меж тем логика подсчётов в своём стремлении устранить моральную или любую другую неопределённость не может просто остановиться. Сперва вы отказываете в помощи слишком неэффективным. Например, подготовка собаки-поводыря в Европе – ужасно дорога, но приносит мало квали, уж лучше посылать лекарства в Африку, которые спасут много жизней (а о перенаселении мы подумаем потом). Затем вы вмешиваетесь в жизненный выбор других: ведь для максимизации блага на Земле ваши призвание или убеждения – пустой звук, а вот расчётная общая сумма, отчисленная за всю жизнь на хорошие дела – внезапно превращается в ключевой фактор.
А дальше? Дальше вы начинаете бредить неоперабельными числами – например, расчётом экзистенциальных рисков для всего человечества. Ник Бостром просто выкрутил ручку утилитаризма до предела и получил следующее соображение: если в ближайшем будущем человечеству грозит аннигиляция (из-за любого Х-риска: от космической катастрофы до враждебного ИИ), то попытки предотвратить её – эффективнее и значимее, чем любые проблемы современников. Приведу расчёты, сделанные Амией. Следите за руками. Сколько человек будет жить, если катастрофа не случится? Мы не знаем, Бостром выдумал число 10 в 52й степени (полагаю оценка настолько случайна, что возможны ещё плюс/минус 2-3 десятка степеней). Даже при минимальном среднем возрасте это гигантское количество квали. Следовательно, даже если риск катастрофы меньше 1%, даже если все сегодняшние усилия дадут эффект в снижение риска на одну миллиардную одной миллиардной доли процента – это всё равно в сто миллиардов раз больше, чем ценность спасения одного миллиарда ныне живущих. В самом деле зачем вообще решать проблемы современных людей, если всегда можно описать свою нынешнюю деятельность как микро-вклад в решение столь монументальных проблем. Как иронизирует Сринивасан, излюбленное решение IT-капиталистов: чтобы спасти нас от будущего нашествия роботов, нужно больше инвестировать в исследования ИИ. Хм… Кажется, где-то на этом пути логику потеряли, убили, закопали и потеряли ещё раз. Причём, сделали это под знаменем логики.
В целом Макаскилл и его паства продают нам старый добрый наивный рационализм. В такой картине мира разум не имеет границ и, однозначно, выше и значительнее других «резонов» – от эволюционных склонностей до любых психологических мотивов. И это несмотря на то, что симпатия, желание и традиция поддерживали человечество тысячи лет, а пара сотен лет попыток управлять собой и миром на основе разума, честно говоря, оставляет много вопросов. После этого не удивительно, что в той же самой аудитории эффективных и разумных бушует эпидемия стоицизма 2.0, предлагающего контроль эмоций и желаний как панацею. Меж тем, скромно замечу, этическая задача разума состоит в том, чтобы предложить что-то посильное конкретному субъекту, устремлённому к моральному благу. С порога вычеркнуть его, чтобы рассуждать об абстракциях – больше похоже на экзистенциальное и теоретическое бегство, чем на попытку решения.
Более того, скандальные истории из внутренней кухни известных эффективных альтруистов (например, создателей биржи FTX) хорошо подтверждают атмосферу безумия под знаком очень логичного разума. Харассмент и полиаморные гаремы с рейтингами, стимуляторы и психоделики на работе, помешанность на деньгах и отчётах с красивыми цифрами – это только верхушка айсберга. По факту же очень похоже на секту людей, агрессивно пытающихся присвоить себе моральное право судить о благе и отвергающие любые другие способы его осуществлять. И это неспроста, ведь на фоне зашкаливающей моральной риторики в обществе и бизнесе, подобные претензии – важный фактор привлечения инвестиций. Сам же Макаскилл просто не понимает, что в сущности его позиция даже не утилитарна, это моральный протекционизм, который использует аргумент заботы о человечестве как ему удобно (игнорируя даже очевидные противоречия в его версиях).
Геймификация справедливости
Эффективность давно стала идеей фикс для рынков, но есть и другая сторона. Подсчёты очень легко связать с идеей порядка, а иногда и подменить её. Поэтому не сложно увидеть, что и сами люди, требуя от государства и общества большей безопасности, поддерживают социальные технологии, построенные на расширенном контроле. Стоит это признать без паники и драмы, ведь сама история не раз уже доказала тезис: «Всё, что делается ради нечётко определённого блага, легко становится наступлением на (вашу) конкретную свободу». Управляя обществом, не мыслят индивидов, их в итоге заменяют большие числа и абстрактные полезности. И это чревато последствиями для тех, кто не вписывается. Причём проблема даже не в том, что это обязательно директивное управление (критику которого развивал Хайек и его последователи), а в том, что даже множество центров планирования и принятия решений с одной (неосознаваемой) логикой приводят нас к неожидаемым последствиям, для исправления которых у нас не оказывается средств.
Баланс между техническими новшествами и социальными технологиями вообще сложно выдержать, потому обычно прогнозы пессимистов более правдоподобны. Проблемы, однако, нельзя вечно решать по-старинке, особенно если мир подкидывает новые вызовы. Поэтому основной вопрос лишь в том, как именно будут использоваться в будущем алгоритмы и большие данные? Например, активно большие данные используются для модерации социальных сетей. И цель давно не стоит в отборе «негативного» контента, основной интерес (который даже не скрывают некоторые разработчики подобных систем) – воздействие на пользователей, выработка заданных моделей поведения. Для этого используются не только автоматические фильтры, создающие эффект кнута и пряника. Не секрет, что анализ переходов по ссылкам, дочитываний и доскроллов, времени пребывания на странице в итоге дают числовые вероятности определённых последствий (в которые даже нет нужды включать психологическое объяснение). Влияя на выдачу постов в ленте, можно популяризировать нужные мнения и способы говорить о вещах, которые в свою очередь корректируют приоритеты социально конформных и некритичных пользователей (а это приблизительно все, кто пользуется социальными сетями, потому что невозможно быть критичным всегда). И даже если предположить отсутствие явных манипуляций, то одна только логика заработка может удивить нас неприятными системными эффектами.
Но, конечно, такие вещи бросаются в глаза меньше, чем глобальные системы оценки, вроде «социального кредита» граждан. В конечном счёте частные манипуляции нужно ещё доказать, а вот скоринг от государства явно намекает на грядущие изменения. Создание рейтинга на основе реального поведения порождает любопытное столкновение некоторых важных идей и интуиций современного человека. Мало кто готов оспаривать мысль о том, что оценивать человека по его поступкам и справедливо, и наиболее эффективно. Собственно, на этой идее и основывается один из межличностных пактов (я буду делать выводы из твоих действий), а также основа общественной морали и права (мы имеем право поощрять и наказывать определённые виды поведения). Я уж не говорю про то, что в специализированных областях рейтинги никем не оспариваются: в них оцениваются люди и предприятия по критериям кредитоспособности, доверия или даже интересности контента.
Однако почему-то в своих реальных очертаниях система, облекающая поведение граждан в баллы, вызывает резкую критику у самых разных мировоззренческих и политических платформ. Такое ощущение, что риски можно анализировать и подсчитывать кому угодно, кроме государства. И я думаю, что пугают людей не только масштабы (якобы государство может изменить в нашей жизни больше чем частная компания), но и публичность таких изменений, их узаконивание. Как будто подобная пойнтификация и бейджизация действительно последний рубеж перед переходом в антиутопию. На самом деле киберпанк уже наступил, просто он очень неравномерен, а ценность личности давно теряет своё значение в обществе (и самый главный сюрприз в том, что происходит это с вашего согласия).
Универсальный рейтинг при этом вносит ясные правила и равные возможности, да и сами требования (которые пока озвучивались) довольно разумны, поскольку требуют порядочности и законопослушности, а не слепого подчинения. Вместе с тем не менее разумно критическое соображение на тему злоупотреблений подобной системой, которая по своей сути остаётся ограничением свободы и вмешательством в личную жизнь. Нам привычна мысль о том, что суд выносит вердикты об ограничениях прав, но что если ваш рейтинг автоматически станет определять лимиты на потребление товаров, покупку билетов, активность в соцсетях, доступ к медицине и правосудию?
«Цифровое правосудие», кстати, уже тестируется в ряде стран, здоровье и финансы – вероятно тоже в ближайшие десятилетия будут поставлены под более строгий (алгоритмизированный) контроль. И после того как решение по всем параметрам рейтинга принято, далее алгоритм не судит, он считает – ему неизвестны неоговоренные протоколом частности. Рано или поздно он нас поставит перед неприятным выбором: что нам важнее – справедливость каждого частного случая или эффективное решение проблем (например, в профилактике преступлений и ЧС)?
Для наглядности умозрительный пример. Обрабатывающий огромные данные, алгоритм обнаружил риск для общества: гражданин, за которым зафиксированы несколько несвязанных мелких проступков, с вероятностью 80% в ближайший год совершит серьёзное нарушение (с крупным материальным ущербом и/или жертвами). На одной чаше весов рекомендации алгоритма, которые превратятся в конкретное вмешательство в жизнь отдельных лиц, как то: увольнения, ограничения, усиленные проверки и т.д. Причём вмешательство, которое по сути изначально несправедливо в отношении двоих из десяти. На другой чаше весов неконтролируемый урон, который можно было с большой вероятностью предотвратить. Несложно заранее предсказать, что общественность любит поговорить об абстрактных принципах, но, когда случится беда, то почти никто не будет слушать оправданий со стороны государства (даже если они зиждутся на презумпции невиновности). Так как, имеет право государство на профилактику проблем или мы принимаем цену, которую придётся платить за священное право каждого на ошибку? Как вы, наверное, уже поняли, граждане обычно хотят и первое, и второе, да ещё и без ответственности и платы. Поэтому рано или поздно получат ограничения в двойном размере.
И одна из причин почему внедрение алгоритмов будет происходить и дальше – в нашем предубеждении. Программы нам обычно кажутся послушными рабочими лошадками, которые занимаются какими-то рутинными мелочами. Даже когда у них появляется способность обучаться, люди лишь радуются возможности переложить ещё несколько функций на программу, в том числе принятие некоторых решений. Мысль о превосходстве успокаивает, по крайней мере до тех пор, пока не обнаружится, что алгоритм знает что-то такое, чего не знает человек. Меж тем он скорее служит какой-то социальной технологии, вложенной в неё, а мысли, интересы и чаяния людей ему глубоко безразличны.
Именно поэтому социальный скоринг и другие системы рейтингов и подсчётов легко вводятся как формы заботы и защиты населения, но столь же легко оборачиваются ограничением свободы и инфантилизацией общества. Ведь взрослое состояние сознания довольно сложная конструкция, которая обычно вызревает только если и само окружение признаёт право индивида на самостоятельные решения, ограниченные ответственностью. Если же пространство решений заранее очерчено и обезопашено, то подобные условия скажутся и на сознании.
Слепые пятна абстрактной бухгалтерии
Итак, вы увидели, что эффективный альтруизм в большей степени мимикрирует под этическую концепцию, нежели ею является. На деле он является обычной защитой частных интересов, непоследовательно пользующейся моральной риторикой. Да, в нём можно видеть позднюю мутацию утилитаризма, но при этом стоит отдавать отчёт и в том, что он по сути избавился от проблемы общественного блага, заменив его ссылкой на абстрактное человечество, а анализ стратегий наилучших последствий упростил до борьбы с неэффективностью финансовых трат (в области благотворительности). Контраст между человечеством вообще и узко-прикладной областью финансирования черити-фондов бросается в глаза, и его преодоление в проекте «эффективного альтруизма» – не более чем рекламное обещание или попросту манипуляция (по сути здесь нужен более фундаментальный принцип чем контрфактические подсчёты денег, который не оговаривается).
В отличие от эффективного альтруизма, который кажется блажью людей плохо изучавших этическую аргументацию (и очень любящих деньги), проблемы социального скоринга никуда не исчезнут сами собой. Их придётся решать, задействуя те или иные элементы технологий. Однако лучше использовать их, зная о пробелах и слепых пятнах самой идеи. По сути проблем у идеи контроля и вынесения вердиктов на основе подсчёта несколько. Одни относятся скорее к психологии людей, её использующих, другие – к самим ограничениям подхода. Поговорим о последних.
1. Условность измерителей и единиц меры.
В физике и химии ещё можно привязать эталоны к устойчивым реалиям, в биологии нормы размыты и неочевидны (если говорить о долгосрочных последствиях), а в области социальных и личных характеристик – почти всё конвенционально и исторично, а порой и случайно. И в сфере объяснения человеческого поведения ситуация подобна ярмарке, где можно было найти до десятка вариантов аршина. Даже удивительно, что до конца XIX века успехи метрологии (науки об измерениях и единых стандартах) были чрезвычайно скромны. Сегодня, однако, ситуация изменилась радикально: задачей прошлых поколений было нахождение наглядного и разумно объясненного мерила, самообучавшийся же алгоритм выдаёт прагматичные рекомендации на основе тысяч факторов, не объясняя (это для него технически невозможно) как именно он их увязывает.
Утилитаризм всегда с большим трудом признавал, что его этические формулы открывают пространство для манипуляций и перераспределения власти. Базовый принцип «максимального счастья для максимального количества людей» только на первый взгляд предполагает простые измерения, на деле в нём огромное количество моментов сугубо интерпретативных – например, кого касается ситуация, обязателен ли добровольный консенсус, кто и как оценивает чье-либо счастье? В этом плане даже детальные и перманентные измерения (например, замер гормонов или нейроактивности в реальном времени) не избавят нас от необходимости интерпретировать, а напротив, только добавят подобные сложности.
Попытки уложить путанную сложность персоны в параметры вроде фоллаутовского S.P.E.C.I.A.L. по факту оказываются лишь способом бегства от признания несовершенства наших методов измерения и изучения человеческой натуры. Столь же нелепы и сравнения в этой области, которые до сих пор питают нездоровые фантазии фанатов статистики. Как понять, что 5 часов в день на хобби – это слишком много? Проблема всякой метрологии в том, что она изначально отбросила единственный верный критерий – субъективное мнение, основанное на честном анализе самочувствия. Большинство же сравнений с другими (с надеждой на то, что в среднем показателе есть что-то от нормы) выглядят как наукообразное безумие. Например, если я в день читаю по 5 часов, а средний показатель моего окружения только 20 минут, то аномально лишь моё появление в этой выборке, но само подобное поведение – не девиация.
2. Неизмеримость наиболее важного.
Так уж вышло, что мы больше не можем мыслить человека вне перспективы бессознательного – именно бессознательного, ускользающего от унифицированного ракурса, а не просто подсознательных процессов, которые мы не замечаем или не различаем (что исправляется подбором нужной оптики). Мы можем измерить потраченные время и деньги, но не удовольствие, полученное от этого. Биохимия крови укажет на гормоны, но не на ощущаемое настроение, равно как и подсчёты слов мало, что скажут о смысле или весомости этих слов для услышавшего. Можно создать максимально полный опросник с перечислением различных мотивов, но он едва ли приблизит нас к пониманию нашего желания.
В конечном счёте человеческое существо остаётся «чёрным ящиком» и для себя, и для других – доступны только его поступки (и некоторые мысли для самого себя), но не внутренний мир целиком. Поступки приходится и объяснять, и понимать, но думать, что они абсолютно прозрачны для какой-то числовой схемы – уж очень похоже на бред. И именно поступки демонстрируют из века в век, что человек редко знает ту меру, которая определяет конечное решение действовать так или иначе и действовать ли вообще? Тем более невозможно вывести такие причины рационально и для всех, поскольку главным образом они складываются из биографии, из личного способа жить, мыслить и наслаждаться. Поэтому-то психоаналитик Жак Лакан заметит, что следование общепринятым умностям регулярно приносит субъектам чувство вины и депрессию (потерю желания). И напротив, выбор следовать/не сдаваться в своём желании, хоть и выглядит со стороны, для многих как «ставка на худшее», в то же время избавляет от подобных проблем.
А значит, самые важные вещи в жизни могут проявиться только парадоксальным образом – через поступки, в которых субъект пожертвовал тем или иным общепринятым благом ради того, что сложно увидеть или принять другому. Наличие таких вещей в жизни ставит под вопрос любые подсчёты, даже те, в которые сам человек искренне поверил, поддерживая свой социальный конформизм, пестуя свой симптом или сбегая от тревоги.
3. Иллюзорная простота, скрывающая лакуны.
Что есть число? Грубо говоря, это сравнительный количественный показатель, который можно вычленить из какой-либо реалии. Сами реалии, однако, имеют множество нюансов и уровней взаимодействия, что крайне усложняет любой чисто количественный анализ. Или проще: в реальности нет готовых линий разреза, поэтому членить её можно как угодно, но кто сказал, что это имеет смысл? В том числе потому что вы никогда не знаете точно «всё ли вы измерили?». В своём уме люди привычно создают абстракции в духе «Кошелёк или жизнь?» или дилеммы вагонетки, в то время как настоящая жизнь похожа на совсем другую картину. Представьте себе, что вокруг вас миллионы вагонеток и рычагов, тысячи привязанных кричащих людей и не меньше тех, что хватаются за рычаги, при этом никто (в том числе вы) не знает какой рычаг за что отвечает – вот это едва-едва начинает напоминать самую простую ситуацию с точки зрения тех факторов, которые можно и (по идее) должно просчитывать. Именно поэтому так никто не делает.
Хотя порой этого не делают просто ради манипуляции или сохранения комфорта (через избегание сомнений и сложностей). Хороший пример – жонглирование абстрактными цифрами у борцов с углеродным следом. Обычно вам как чудо рентабельности преподносится простой расчёт в стиле «N-ое количество ветряков/солнечных батарей экономит столько-то сжигаемого ископаемого топлива, сокращая выбросы СО (и внизу сноска со звёздочкой, мелким шрифтом “эффективность рассчитана для идеальных условий”)». Однако настоящая рентабельность – это посчитать реальную эффективность в вашем регионе да ещё за то время пока конструкция не выработает ресурс, учесть амортизацию и экстренные затраты на случаи сбоев и непогоды, измерить урон экологии от всей промышленности, создающей ветряки/батареи (их явно не из эко-соломы строят), а также от неизбежной утилизации, и наконец вписать сюда прямые и косвенные последствия для природной и социальной среды (от гибнущих птиц и высохших лесов до потерявших работу сотрудников угольных разрезов и ТЭС). Что, уже не так красиво выходит? Особенно если по пути мы обнаружим в этой схеме ещё и лоббистов от откровенно заинтересованных лиц (в основном в прибыли или демагогии, а не в спасении природы). Как вам, например, история про «зелёных» уничтожающих реликтовый «лес братьев Гримм» своими ветряками?
Разница между красивыми цифрами и конкретной ситуацией со всеми показателями приблизительно такая же как между плюшевым тигром и настоящим бенгальским в естественной среде обитания. Условности, конечно, важны в начале познания, но сегодня мы уже видим «экспертов», которые лезут в чащу, совершенно убеждённые в том, что их личный опыт взаимодействия с мягкой игрушкой – достаточное основания для любых решений. Вот только в отличие от горе-путешественника, не слушающего ни чьих советов, решения экспертов касаются не только их, но и очень многих из нас.
Не только благими намерениями…
Какие же выводы можно сделать из подобных тенденций?
Мне кажется, что основная проблема до сих пор не в том, что подсчёты не знают границ. Люди могут ошибаться, иногда даже из лучших побуждений, но в других случаях – речь идёт о намеренном вмешательстве. Поэтому намного хуже то, что до многих ещё не дошла простая как шпала мысль: есть деятели, которые если начали считать чужую жизнь, не остановятся сами, а уж тем более не сделают скидку ни на какие традиции, сантименты или нюансы. Эти деятели постепенно вырабатывают модель мышления, в которой сливаются диффузный цинизм и моральный протекционизм.
Это уже психология, а не этическая аргументация, поэтому я позволю себе утрировать вплоть до избиения соломенного чучела (в конечном счёте у меня нет задачи критиковать реальных активистов). Если сегодня циничным благодетелям не нравится, что вы изредка летаете на самолете или водите авто на дизеле, то это значит, что через пару минут вам выставят счёт на тему мяса, гигиены и других деталей образа жизни, и к вечеру запретят иметь домашних питомцев, а затем и детей. Не надо иллюзий: на утро вы узнаете, что обязаны платить тройной налог за предков, сжигавших уголь, за квартиру в доме, построенном в 70-х из бетона, выделявшего углекислый газ, за генетическую вероятность в 30-50 лет получить хорею Гентингтона и упасть грузом на медицинскую систему. У тех несчастных, что способны лишь чего-то требовать от мироздания, уже брызжет слюна в твиттерах по поводу людей, которые «посмели» запускать фейерверки или принимают ванну вместо душа.
И всё потому, что какая-то безответственная посредственность посчитала тонны CO2, которые все эти «радости жизни» добавляют. Посчитала абстрактно, не думая ни о ком, не рассуждая о последствиях, только потому что могла. Ну и потому что тысячи людей сегодня умеют лишь обижаться, кричать, требовать, нагнетать панику и вину. А поскольку даже они хотят хоть какого-то признания, то кричать они будут об экологии и благотворительности, а не о плоской земле и смертных грехах. Это действительно что-то меняет? Было бы интересно на сей счёт послушать мнение тех, кого лишили их привычной, нормальной жизни – было ли им дело до того, под какими речёвками это произошло? А-то фантазировать себя в белом пальто или в окружении птичек и бурундуков современные медиа научили многих, а вот по-настоящему рационально мыслить – не особо.
Именно поэтому внимание армии живых ботов легко направить куда нужно, пока шулеры прячут по рукавам другие цифры (например, о расчётной и итоговой отрицательной рентабельности ветряков, об отсутствии технологий утилизации высокотоксичных отходов солнечных панелей, чей ресурс не более 20-30 лет работы и многом другом, о голоде, постигающем тех, кто легкомысленно перешел на органические удобрения). В таком новом дивном мире много странного. Например, туповатый алгоритм Фейсбука банит шедевры мирового искусства за обнаженную натуру, и поэтому совет по туризму из Вены заводит себе аккаунт в OnlyFans. Или самый экологически чистый вид энергии (по оценкам многих экспертов это АЭС нового поколения) демонизируют и отлучают, словно речь идет о богословских спорах, а не тех самых цифрах, которыми тычут поборники «всего хорошего».
У цифр вообще есть очень странная способность переворачивать всё с ног на голову. В одних случаях этим стоит воспользоваться, например, перестать носиться с деревьями (их вклад в создание кислорода весьма скромен), а обратить внимание на мох и водоросли. В других случаях, надо сперва хорошо подумать – нужна ли нам вообще эта погоня за эффективностью? Ведь, например, в прогнозировании событий с множеством неизвестных, обычно более эффективны дилетант, подброшенная монетка или выбор хомяка/осьминога/etc., а не эксперты (это подтверждают и фондовый рынок, и спортивные чемпионаты), но что-то я не заметил много деловых людей желающих доверить свои деньги случаю. Более того, в ряде случаев, то, что многим кажется логичным и связным (особенно на уровне простых подсчётов) – не более чем эффект апофении или гиперсемиотизации. Да, без смысла бывает тяжело, и всё-таки часто поиск структур в случайных данных имеет ту же познавательную ценность, что и выискивание изображений в пятнах или узорах на ковре.
Отсюда видна и другая проблема: именно цифры, поданные с надутыми щеками, легко подкупают тех, кто из своего образования вынес лишь навык сравнения чисел. Без всякого контекста, естественно, ведь чтобы его оценить – нужно уметь анализировать. Всё это порождает типаж в духе Шарикова: «Да что тут предлагать?.. А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять всё, да и поделить». Вот только теперь эти люди не маргиналы, а огромная активная интернет-публика, чья верхушка сидит в бесконечно расплодившихся комитетах и фондах, курирующих борьбу за правильные ценности – от экологии до гуманитарной помощи третьим странам.
Рекомендовать на этом фоне развитие критического мышления и гуманитарной культуры – это приблизительно то же, что назначить минералочку, когда налицо некротические изменения тканей. Нужны шаги куда радикальнее, один из которых мне видится в философском исследовании зла. Как я уже отмечал выше, поборники подсчётов не понимают сложности проблемы блага, отметая и контекст, и серьёзность любого конечного решения, и личное участие в создании аргументов и выборе. От всего они хотят закрыться цифрами, но цена тому – глухота или даже разрушение чужих жизненных выборов.
И тогда вместо половинчатых решений, нужно задействовать древний моральный вокабуляр, не знающий снисхождения и современных скептических ужимок. Во многих таких попытках вмешиваться необходимо увидеть стремление разрушить жизнь, которое должно быть квалифицировано как зло. А со злом борются, а не ведут дискуссий. Сопротивляться ли злу силой, ускользанием или осознанным ненасильственным способом – это решать каждому, но отказ видеть само зло – на сегодня, пожалуй, самое опасное благодушие, которое слепо мостит крутой откос в ад.