Несчастное сознание (das unglückliche Bewußtsein) — момент знания, гегелевский Gestalt (формообразование и пр. в переводе Г.Г. Шпета), один из этапов развития Абсолютного Духа, описанный в части «B. Самосознание» (Selbstbewußtsein), главе «Свобода самосознания; стоицизм, скептицизм и несчастное сознание» (Freiheit des Selbstbewußtseins; Stoizismus, Skeptizismus und das unglückliche Bewußtsein). Исторически несчастное сознание зарождается с появлением христианской общины, оно является реакцией на Смерть Бога (распятие). Являясь исторически конечной формой самосознания, несчастное сознание эксплицируется у Гегеля в целый ряд смежных гештальтов, среди которых можно назвать Чистое Здравомыслие (die reine Einsicht), Совесть (das Gewissen), Прекрасную Душу (die schöne Seele), Зло и его Прощение (das Böse und seine Verzeihung).
Концептуально гештальт несчастного сознания связан со Стоицизмом и Скептицизмом (для Гегеля это в первую очередь гештальты или формы самосознания, а не направления мысли). Все три этих гештальта представляют собой формы самосознания, через которые последовательно проходит Абсолютный Дух. Стоическое сознание — тезис, скептическое сознание — антитезис, несчастное сознание — тезис в снятом виде, который становится началом нового витка развития Абсолютного Духа. Они могут быть содержательно изложены как: тавтологическая бездеятельная разумность => деятельный отказ от суждения => вера.
Стоицизм как тезис есть противопоставление себя и мира, «децизионисткое прекращение диалектики раба и господина путём апелляции к общему разуму» [по Штекелеру]. Стоицизм предполагает, что мир является абсолютно детерминированным божественным Логосом, то есть рациональным принципом, который определяет объективность. Свобода остается только на уровне индивида, то есть в его разуме, который осуществляет выбор согласия или несогласия, потому стоическое сознание самотождественно. Как пишет Гегель: «Его [стоицизма] принцип состоит в том, что сознание есть мыслящая сущность и нечто обладает для него существенностью, или истинно и хорошо для него, лишь когда сознание ведет себя в нем как мыслящая сущность». Однако это не мешает стоикам выработать идеал добродетельности и следовать ему, доходя до прекраснодушной бездеятельности в её высшей форме самоубийства.
Антитезис, негативное по отношению к стоическому сознанию — это скептическое сознание. У Гегеля читаем: «Скептицизм есть реализация того, чего стоицизм есть только понятие, и действительный опыт того, что такое свобода мысли; она есть в себе негативное и должна проявить себя таким именно образом». Скептицизм является безмыслием, его высший принцип — атараксия, свобода от вынесения суждения об истине (объективной или субъективной). Хорошо поясняет это Хейде: «Для скептического сознания характерно одно примечательное противоречие. Это сознание постоянно открывает относительность, несубстанциональность и переходность любого устойчивого определения. Скептик подвергает весь мир распаду. Он являет собой иллюстрацию того, насколько все случайно, напрасно и бессмысленно». Если стоицизм предполагает самотождественность, то скептицизм располагает распадом. Там, где стоик выносит тавтологическое суждение, скептик просто действует. Скептическое сознание — это самоотрицание, «оно удерживает это противоречие самому себе непримиренным», следствие тому — безмыслие.
По выражению Штекелера, «стоик переоценивает господство мысли и недооценивает конкретное стремление к действию, которое включает в себя и стимулы в институтах. Скептик переоценивает практическую деятельность и недооценивает концептуальное мышление и общие знания».
Из горького опыта скептицизма вырастает несчастное сознание, по сути своей — вера. Бог умер, больше не хочется смеяться — приходит время зарождения христианской общины. Несчастное сознание становится «<…> как освобождающее себя, неизменное, как тождественное с самим собой и как самое себя ставящее в тупик и самое себя извращающее». Как пишет Пиппин, «Несчастное сознание существует в состоянии саморазделения и самопротиворечия, которое невозможно последовательно или практически поддерживать». И всё-таки оно кое-что открывает, но что? Если стоицизм — мысль о себе, самотождественность, замкнутость, непонимание того, что внешнее тоже есть сознание, а скептицизм — атараксия, невнесение суждения, неспособность ничего сказать о внешнем, то несчастное сознание — понимание того, что внешнее, объективность тоже есть развитие сознание. По Пиппину, «в своем растущем самосознании такое несчастное сознание в конце концов научится искать свое ‘единство с самим собой’, <…> не в ‘Запредельном’, а во всей реальности, как она есть». Таким образом, несчастное сознание окажется толчком для перехода к стадии Абсолютного Знания.
Стоит отметить, что на данный момент исторически мы всё ещё находимся на стадии несчастного сознания. И в данном случае не столь важно, во что мы верим; как пишет Штекелер, «традиционный теолог и ученый-физикалист находятся в одной лодке». Поэтому просвещенческое чистое здравомыслие (грубый материализм, прогрессивизм) или прекрасная душа (возвышенный бездеятельный идеал чистоты и добродетельности) являются экспликациями несчастного сознаний как форм самопротиворечивой веры.
Интерпретация Жана Валя по «Несчастью сознания в философии Гегеля» (1929) представляет собой религиозную экзистенциалистскую интерпретацию творчества Гегеля. Опираясь на философско-теологические работы раннего Гегеля (бернского и франкфуртского периодов), т.е. на «Жизнь Иисуса» и «Фрагмент системы», Валь полагает несчастье сознания ключом к интерпретации всей гегелевской мысли. Мысль Гегеля, по Валю, вырастает из рефлексии над христианством и над теологией вообще, в глубине его философии имеется трагическое и религиозное начало. Несчастье сознания отличается от несчастного сознания своей генерализацией; если несчастное сознание было моментом развития самосознания, то несчастье сознания — настроение мира, обозначающее его разорванность. Преодоление раздвоенности возможно только силами сознания, достижимо, как пишет Курилович, «через полноту несчастья от принятия смерти Бога и пустого гроба Господнего». Таким образом, самое глубокое отчаяние можно превратить в самую непобедимую надежду, из самого глубокого несчастья сознания можно вывести самое высокое счастье, что само по себе является целью.
Существует также предположение о том (см., например, W. Ricbard Comstock), что Карл Маркс периода своей докторской диссертации («Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура»), «Философско-экономических рукописей 1844 года», а также «К критике гегелевской философии права» глубинно пытался разобраться с концептом «несчастного сознания», а потому его ранние произведения являются ответом на гегелевскую диалектику самосознания. В парижских рукописях он пишет: «Отделы о “несчастном сознании”, о “честном сознании”, о борьбе “благородного и низменного сознания” и т. д. и т. д. содержат в себе — хотя еще в отчужденной форме — критические элементы целых областей, таких, как, например, религия, государство, гражданская жизнь и т. д».
Не соглашаясь с идеалистическим построением гегелевской философии, Маркс прежде всего оппонирует тому, каким должен быть способ решения дилеммы несчастного сознания, то есть критикует представления Гегеля об Абсолютном знании как стадии, достижимой благодаря деятельности философа (отсюда основная цель «Феноменологии духа» — приготовление к науке). Маркс считает, что несчастное сознание преодолимо только путем социального праксиса, то есть революционной деятельности. Отказываясь от религиозной трансцендентности, от бытия Духа, Маркс ловит себя в ловушку социальной трансценденции. Или, как он пишет в «К критике гегелевской философии права»: «<…> религия есть самосознание и самочувствование человека, который или ещё не обрёл себя, или уже снова себя потерял. Но человек — не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек — это мир человека, государство, общество». Заменяя Бога «миром человека, государством и обществом», Маркс призывает к новому идеалу счастья, основанном на социальном равенстве и справедливости, — к славному будущему, подобному стадии Абсолютного знания, «в которой вечная надежда стала перспективой времени».
Для дальнейшего изучения:
Историко-философские работы:
Burbidge, J.W. ‘Unhappy Consciousness’ in Hegel — An Analysis of Medieval Catholicism? Mosaic: A Journal for the Interdisciplinary Study of Literature, Vol. 11. No. 4. 1978. P. 67–80.
Comstock R.W. Hegel, Kierkegaard, Marx on «The Unhappy Consciousness» // Int. Jahrbuckfur Wissens und Religionssoziologie 11. 1976. P. 91-119.
Pippin B.R. Hegel on Self-Consciousness: Desire and Death in the Phenomenology of Spirit. Princeton and Oxford: Princeton University Press. 2011. P. 120.
Stekeler P. Phänomenologie des Geistes. Ein dialogischer Kommentar, 2 Bde. Hamburg: Meiner, 2014.
Курилович И.С. Французское неогегельянство. Ж. Валь, А. Койре, А. Кожев и Ж. Ипполит в поисках единой феноменологии Гегеля–Гуссерля–Хайдеггера. Москва: РГГУ. 2019. С. 224.
Концептуальные работы:
Валь Ж. Несчастное сознание в философии Гегеля. Санкт-Петербург: Владимир Даль. 2006. С. 334.
Кьеркегор С. Несчастнейший // URL: https://monocler.ru/syoren-kerkegor-neschastneyshiy/ (Дата обращения: 31.01.2024)
Лукач Д. Очерк структуры «Феноменологии Духа» // URL: https://www.marxists.org/russkij/lukacs/1948/young_hegel/27.htm (Дата обращения: 31.01.2024)
Хейде Л. Автономность и несчастное сознание // Логос, № 9. 1999. С. 4—15.