Константин Морозов подробно разбирает инцидент с Уиллом Смитом и Крисом Роком на церемонии «Оскар», показывая, как этика позволяет не только понять эту ситуацию, но и рационально оценить её.
Внимание морального философа часто оказывается приковано к вещам, сильно отдалённым от нашей повседневной практики. Разговоры о должном зачастую ведутся на языке абстракций, сильно отвлечённых от чаяний и нужд «простого человека». Само по себе это не проблема, но иногда полезно бывает спуститься с небес высокой теории на бренную землю, чтобы обратить внимание на остро обсуждаемые в медиа темы. Такие, как скандал на церемонии награждения «Оскар 2022» с участием Уилла Смита и Криса Рока.
Тем, кто прозевал всю драму или подзабыл нюансы, неплохо было бы напомнить общий контекст. Актёр и стендап-комик Крис Рок вышел на сцену, чтобы объявить номинантов в категории «Лучший документальный фильм», и в свойственной ему манере стал шутить о присутствующих в зале. Одна из таких шуток касалась актрисы Джады Пинкетт-Смит, которая полностью обрила голову после того, как у неё была диагностирована очаговая алопеция (точечное облысение). Своей шуткой Рок сравнил Пинкетт-Смит с персонажем Деми Мур из фильма «Солдат Джейн», которая ради роли также полностью обрила голову.
Затем муж Джады Уилл Смит поднялся на сцену и отвесил Року пощёчину, после чего несколько раз нецензурно выругался на комика со своего места в зрительском зале. Позднее в тот же день Уилл Смит получил свой первый в карьере «Оскар» в номинации «Лучшая мужская роль» за игру в фильме «Король Ричард». Свою благодарственную речь Смит использовал, чтобы извиниться перед Американской киноакадемией, но не перед самим Роком. На следующий день в своих соцсетях Смит продублировал извинения перед Киноакадемией, не обойдя на этот раз вниманием и пострадавшего комика.
Дальше скандал стал развиваться в не самом благоприятном для Уилла Смита ключе. Хотя Смит сам принял решение покинуть ряды Киноакадемии, организация также применила собственные дисциплинарные взыскания в отношении актёра. Смит не лишился своего только-только обретённого «Оскара», но утратил право посещать мероприятия Киноакадемии следующие десять лет. Netflix приостановил работу над Fast and Loose, главную роль в котором должен был сыграть Уилл Смит, а также над байопиком о самом актёре. Sony приостановили работу над фильмом «Плохие парни 4».
Пощёчина Уилла Смита, живописно запечатлённая фотографом Брайаном Сандерсом, быстро стала мемом, а саму ситуацию оживлённо принялись обсуждать в социальных сетях. Кто-то оправдывает Уилла Смита, видя в его действиях защиту чести оскорблённой жены, тогда как другие критикуют актёра, позволившего себе публично ударить человека за безобидную шутку. Для этического философа эта ситуация может быть интересна не как очередной звёздный скандал, но скорее как повод поговорить сразу о нескольких вещах:
- Приемлемы постановочные скандалы ради высоких рейтингов?
- Приемлемы ли шутки над чужим состоянием здоровья?
- Приемлемо ли насилие с целью защиты чьей-либо чести?
- Приемлемо ли социальное давление по типу того, которому подвергся Уилл Смит, что в наших широтах называют «кэнселингом» или «отменой»?
Но самый интересный вопрос, который стоит отделить от четырёх выше — это сама логика, стоящая за феноменом наказаний. Зачем вообще существует наказание? И как мотивы для наказания людей определяют допустимость и приемлемость различных методов осуществления наказания?
Постановка ли?
Перво-наперво хотелось бы исключить самую очевидную оптику для рассмотрения данного скандала. С самого начала многие зрители, журналисты и интернет-пользователи обвинили организаторов церемонии «Оскар 2022» в постановочном скандале. С 2014 года рейтинги трансляций церемоний награждения падают, а в 2021 году «Оскар» установил антирекорд. Трансляция этого года показала второй самый низкий результат в истории кинопремии. В свете этого не кажется малоубедительным, что организаторы премии могли срежиссировать конфликт двух звёзд, чтобы привлечь больше внимания к трансляции.
Здесь нет места обсуждения аргументов за и против версии о постановочном ударе, поскольку сам вопрос нас мало интересует. Допустим, однако, что весь скандал с самого начала был постановочным. Что мы могли бы сказать об этом конфликте, учитывая это обстоятельство? Ответ будет зависеть от того, как мы оцениваем приемлемость публичной намеренной лжи. Конечно, пощёчина Уилла Смита Крису Року определённо имела место, так что намеренная ложь в данном случае не связана с самим фактом удара комика по лицу. Однако, поскольку никто не признал факт постановки, все задействованные участники явно или неявно публично утверждают, что пощёчина действительно была спонтанным агрессивным нападением актёра на комика, а не просто срежиссированным шоу с целью привлечения рейтингов.
Соответственно, если намеренная ложь морально неприемлема, то и постановочные скандалы с участием звёзд также неприемлемы. В этом смысле даже нет особой разницы между Крисом Роком и Уиллом Смитом, ведь если оба участвовали в постановке, то оба ответственны за намеренное введение в заблуждение аудитории «Оскара», как и организаторы церемонии. Все они заслуживают нашего морального осуждения и, возможно, каких-либо социальных санкций с нашей стороны. Публичный характер данного обмана может являться или не являться «отягчающим обстоятельством», но это не столь важно.
Но если намеренная ложь не является морально неприемлемой сама по себе, то и в самом скандале нет ничего плохого, поэтому некого здесь осуждать. Возможно, намеренная ложь неприемлема лишь тогда, когда влечёт за собой какие-либо неблагоприятные последствия. В таком случае вряд ли можно осудить кого-то из участников инцидента. Пока единственный, кого постигли значительные неблагоприятные последствия — это сам Уилл Смит. Но поскольку он с самого начала является самым активным участником инсценировки, вряд ли мы могли бы назвать его жертвой несправедливости — скорее жертвой собственной недостаточно продуманной оценки рисков.
Существует (и действительно распространена) также промежуточная позиция: намеренная ложь морально приемлема, но только тогда, когда у неё есть какие-либо серьёзные обоснования. Классическим примером здесь является кантовский пример с убийцей, преследующим человека, и хозяином дома, в котором прячется преследуемая жертва. Хотя сам Кант оспаривал это, многие люди находят морально приемлемым или даже нравственно обязательным, чтобы хозяин дома солгал убийце ради спасения жизни человека.
С этой точки зрения постановочная пощёчина оправдана ровно настолько, насколько создание шоу на трансляции «Оскар 2022» является разумным основанием для введения своей аудитории в заблуждение. Очевидно, такое хрупкое основание вряд ли могло бы оправдать любую ложь, невзирая на последствия. Но является ли данный конкретный повод соразмерным самому обману? Пусть каждый подумает над этим самостоятельно.
Кто прав, а кто виноват?
Раз с версией постановки всё достаточно просто, какие оценки мы могли бы вынести, взяв за исходный пункт несрежиссированный характер конфликта? Первое, что хотелось бы обсудить — это действия самого Криса Рока. Действительно, вряд ли сторонники Уилла Смита считают, что само по себе агрессивное нападение на другого человека не является морально проблематичным или даже неприемлемым. Скорее, защитники актёра исходят из того, что в данном конкретном случае физическое нападение было оправданно, поскольку Крис Рок дал на это подходящий повод — оскорбил жену своего обидчика.
Поскольку шутка Криса Рока лишь минимально касалась личности самой Джады Пинкетт-Смит, стоит полагать, что единственное подходящее объяснение её моральной сомнительности — это тот факт, что шутка фактически затрагивала состояние здоровья Джады. Многие люди считают шутки о чужих заболеваниях табуированными. Показательной в этом плане является сетевая дискуссия 2017 года, начатая Дмитрием Алешковским. В первую очередь Алешковский известен как создатель портала «Такие дела» и соучредитель благотворительного фонда «Нужна помощь», которые известны своей помощью людям с инвалидностью. Тем не менее, в социальных сетях Алешковский поднял вопрос о том, допустимо ли шутить над инвалидами. Сам Дмитрий отстаивал позицию, что такой юмор не только допустим, но и необходим, однако несогласие с его позицией было велико.
Так или иначе, у нас нет причин считать, что спорный юмор сам по себе морально неприемлем. В каких-то случаях шутки о чужом здоровье действительно будут морально сомнительны, но в целом их приемлемость будет зависеть от её контекстуальных обстоятельств. В разных условиях одна и та же шутка может быть или не быть проявлением нетерпимости. Здесь нет места для более детального обсуждения контекстуального подхода к нравственной оценке юмора, но для дальнейшего изучения можно взять за основу статью южноафриканского биоэтика Дэвида Бенатара Taking Humour (Ethics) Seriously, But Not Too Seriously. Согласно позиции, убедительно отстаиваемой Бенатаром, различные типы юмора не являются оскорбительными сами по себе, но шутки могут становиться такими в определённом контексте.
Таким образом, в действиях Криса Рока на церемонии «Оскар 2022» не было ничего морально неприемлемого само по себе. Но, возможно, слова Рока были оскорбительны в контексте церемонии? Лучший способ прояснить это — обратиться к самой шутке. Пощёчину от Уилла Смита Крис Рок получил за такую реплику:
Джада, я люблю тебя. «Солдат Джейн 2», не могу дождаться, чтобы увидеть это, хорошо?
На первый взгляд, в словах Криса Рока нет вообще ничего грубого, оскорбительного или унижающего Джаду Пинкетт-Смит. Без дополнительного пояснения, что актриса обрила голову из-за очаговой алопеции, бурная реакция её мужа на эти слова кажется совершенно необоснованной дикостью. Ведь в сравнении Джады с героиней Деми Мур, основанное на объективном внешнем сходстве, нет ничего, что принижало бы личность и достоинство Пинкетт-Смит. К тому же важно учитывать сам контекст фразы — она была сказана на церемонии награждения приглашённым ведущим, который является профессиональным стендап-комиком. Награждение «Оскар» — это в первую очередь коммерческое шоу на телевидении, поэтому гости церемонии не могли ожидать ничего более органичного, чем шутки от Криса Рока, обращённые к гостям из зала. Это, вероятно, самый уместный контекст для комедийного таланта Рока, какой можно придумать. Но самое важное обстоятельство в этом контексте: Крис, вероятно, даже не знал, что бритая голова Джады — это не просто стилистическое решение, а результат болезни.
На основании вышеизложенного, у нас нет причин считать, что на церемонии награждения «Оскар» Крис Рок совершил что-то морально предосудительное. Поэтому дальнейшие действия Уилла Смита нельзя рассматривать в качестве акта обоснованного возмездия за посягательства на честь его жены. То, что совершил Уилл Смит — это необоснованное агрессивное физическое нападение на другого человека. И если есть вещи, насчёт которых различные моральные теории сходятся, так это неприемлемость необоснованных агрессивных физических нападений на других людей. Соответственно, Уилл Смит заслуживает нашего морального осуждения. Но заслуживает ли он тех последствий, что наступили для него и его карьеры вслед за скандалом на «Оскаре»?
Мгновенная карма или непропорциональное возмездие?
Даже в том случае, если шутка Криса Рока действительно была оскорбительна (например, если он заведомо знал о диагнозе Джады), действия Уилла Смита невозможно оправдать, поскольку они представляют собой яркий пример «непропорционального возмездия». Как ни странно, то же самое может быть сказано и о последствиях, наступивших для самого Смита. Но чтобы уточнить, в каком именно смысле эти «акты возмездия» непропорциональны, необходимо ответить на пару более фундаментальных вопросов: что такое «наказание» и зачем оно нам нужно?
В широком моральном смысле, который нас здесь интересует, наказание — это любая социальная санкция, которая применяется против лица, совершившего что-то морально неправильное. Дело не ограничивается правовыми санкциями, такими как штраф, арест, исправительные работы или тюремное заключение. Сюда включаются также неформальные санкции, такие как общественное осуждение или остракизм. Первый тип санкций уполномочено применять государство, а порядок их применения строго регламентирован в рамках правовой системы нашего общества. Но в ведении государства находятся лишь некоторые морально предосудительные вещи, обыкновенно выделяемые среди прочих по критерию своей социальной опасности. Часть морально неприемлемых действий находится за пределами компетенций государства, а потому в их отношении общество может полагаться только на неформальные санкции. Нас они будут интересовать в первую очередь.
Какова же в таком случае цель наказаний? Существует множество подходов, по-разному определяющих мотивацию к наказанию людей за их неправильные поступки. Мы для удобства выделим четыре основных:
- Карательное правосудие;
- Исправительное правосудие;
- Предотвратительное правосудие;
- Восстановительное правосудие.
Карательное или ретрибутивное правосудие рассматривает наказание как вопрос заслуг человека. С точки зрения ретрибутивистов, это само по себе морально хорошо, если совершивший что-то неправильное человек будет наказан, поскольку он заслужил это. Ретрибутивизм основан, грубо говоря, на требовании прямой пропорциональности между тем вредом, который наносит человек, и тем вредом, который он за это претерпевает. Наиболее классической и архаичной формой такой прямой соразмерности является запечатлённый в Библии и Законах Хаммурапи закон талиона («око за око, зуб за зуб»). Сегодня такая буквалистская трактовка часто отвергается в пользу некоторых «суррогатных» наказаний, замещающих прямой талион. В то же время именно ретрибутивный подход к уголовному правосудию является основным подходом в обосновании смертной казни для убийц.
Ретрибутивный подход к наказанию трудно искореним, поскольку опирается на довольно базовые моральные интуиции, разделяемые большинством людей. Но критика ретрибутивизма — явление нередкое. В основе ретрибутивизма, как кажется, лежит представление о том, что некоторые поступки по своей природе морально неправильны. Но если это так, то разве убийство не будет морально неправильно в любом случае, даже если совершается с целью наказать другого убийцу? Убийство есть убийство, оно ужасно независимо от того, кто является жертвой.
Соглашаясь с этим, сторонники исправительного правосудия переосмысляют роль наказаний в нашей социальной практике. С этой точки зрения, задачей наказаний является не причинение нарушителю вреда, соразмерного нанесённому им, а его исправление. За каждым морально неправильным поступком стоит человек со своим моральным характером, сделавшим возможным такие действия. Задача исправительного правосудия — воздействовать на нарушителя таким образом, чтобы подтолкнуть его к исправлению собственного морального характера для дальнейшего возвращения в наше моральное сообщество. Конкретно в вопросах уголовного правосудия сторонники исправления не приемлют смертной казни, а задачей тюремного заключения считают социальную реабилитацию, но не наказание как таковое.
Но что, если не всех людей можно исправить? Возможно, чей-то моральный характер настолько испорчен, что для них любая возможность реабилитации навсегда закрыта. В таких исключительных случаях исправительный подход может быть дополнен двумя другими, которые также могут выступать в качестве полновесной альтернативы. Первый из таких подходов — предотвратительное правосудие. В рамках этой позиции главной задачей практики наказаний является создание такой системы стимулов, которая предотвращала бы максимально возможное число морально предосудительных действий (преступлений конкретно в случае с уголовным наказанием).
Предотвратительное правосудие не ставит наказание в прямую зависимость от ущерба, причинённого нарушением нравственных норм. Но оно также не предписывает исправлять нарушителей, чтобы сделать возможным их возвращение в моральное сообщество. Единственное мерило справедливости наказания — эффективность в предотвращении новых нарушений. Если смертная казнь является таким эффективным средством, то сторонники предотвратительного правосудия могли бы поддержать её. Однако на практике эффективность смертной казни в вопросах дестимуляции преступности настолько спорная, что сторонники предотвратительного подхода охотнее объединяются с исправительным лагерем, чем с ретрибутивистами.
Восстановительное правосудие переосмысляет необходимость наказаний наиболее радикальным образом. Крайняя позиция в рамках этого подхода состоит в том, что единственная задача правосудия — это максимально (насколько это возможно) восстановить статус-кво до нарушения, но не более того. Иными словами, наказание допустимо лишь как принуждение нарушителя к компенсации нанесённого им ущерба. Но сверх того, что необходимо для это компенсации, никто не должен применять по отношению к нему никаких санкций — ни для исправления, ни для предотвращения других нарушений. Более мейнстримная позиция в рамках этого подхода в значительной степени включает в себя исправительный аспект, состоящий в коллективном обсуждении и осмыслении произошедшего.
Мы можем сопоставить эти четыре подхода с реакцией Уилла Смита на шутку Криса Рока, а затем и общественности на действия самого Смита, чтобы определить надлежащую общественную реакцию на случившийся скандал. С точки зрения ретрибутивизма, пощёчина Крису Року была несоразмерным возмездием, потому что вред от физического удара определённо несопоставим с обидой на спорную шутку. С точки зрения исправительного подхода, удар по лицу, вероятно, никак не может побудить Криса Рока более уважительно относиться к чувствам Джады в будущем, а потому неуместен как акт наказания. С точки зрения предотвратительного подхода, действия Уилла Смита вряд ли создадут прецедент, после которого комики на сцене станут осторожнее шутить о людям с алопецией — напротив, скандал на «Оскаре» побудил многих солидаризоваться с Крисом Роком. Наконец, с точки зрения восстановительного правосудия, публичная пощёчина просто никак не может восстановить статус-кво, предшествовавший шутке о бритой голове Джады. Проще говоря, ни одна возможная рационализация для наказаний не оправдывает действий Уилла Смита, даже если шутка Криса Рока действительно была неприемлемо грубой.
Что в таком случае эти подходы могут также сказать нам относительно надлежащей общественной реакции на действия Уилла Смита? Здесь нюансы намного интереснее. Если мы не трактуем ретрибутивизм как архаичный талион (что требовало бы просто ответного удара со стороны Криса Рока), единственное разумное наказание Уилла Смита за публичную пощёчину — это арест. Ретрибутивизм может показаться жутким современному европейцу, воспитанному в атмосфере либерального гуманизма, но кое в чём этот подход действительно прогрессивен: мера наказания не может превышать меру преступления. Потому единственный соразмерный ответ на физическое насилие — это разбирательство в строгих рамках формального закона.
Аналогичным образом дело обстоит и для сторонников предотвратительного подхода. Адвокат Элисон Триссл прокомментировала отказ привлекать Смита к правовой ответственности за происшествие на «Оскаре» следующим образом: «Я была бы удивлена, если бы городской прокурор серьёзно не рассмотрел [обвинения], потому что они были настолько публичными… Они посылают неправильный сигнал, если не преследуют его? […] Это посылает сообщение, что вы можете совершить преступление, и вы не будете наказаны. Это было очень неправильное сообщение». Возможно, для ретрибутивиста нет никакой проблемы, если пострадавшая сторона отказывается выдвигать против Уилла Смита претензии, но в рамках предотвратительного подхода сам прецедент наказания актёра за столь безответственную публичную выходку важен, независимо от позиций всех участвовавших сторон.
Напротив, с точки зрения восстановительного подхода, нет никакого смысла в применении к Уиллу Смиту санкций, если у Криса Рока нет к актёру никаких претензий. Назначенная в судебном порядке компенсация за моральный ущерб была бы уместна, но поскольку Крис Рок так и не выдвинул против Уилла Смита никаких обвинений, вопрос об урегулировании конфликта может быть закрыт.
И лишь в рамках исправительного подхода мы можем отойти от чисто правовых санкций в сторону неформальных воздействий. Если цель наказания Уилла Смита — исправить его моральный характер, сделав из него человека, не способного на столь импульсивное насилие, то осуществить такое наказание возможно даже без привлечения государственного принуждения. Впрочем, едва ли даже хорошо спланированная общественная кампания была бы эффективнее, чем назначенные в судебном порядке несколько часов в неделю наедине с психотерапевтом на занятиях по управлению гневом.
Короче говоря, хотя подходы отличаются в нюансах, каждый из них склоняется скорее к правовому разрешению ситуации, а не общественным кампаниям и частному кэнселингу. Ведь лишь переключение всего конфликта в чисто правовое поле позволило бы соблюсти строгую соразмерность деяния и наказания. Исключение из Американской киноакадемии можно приветствовать, хотя этот жест скорее призван обозначить публичную позицию организации, оказавшейся втянутой в скандал, чем обеспечить Уилла Смита справедливым воздаянием. Кэнселинг же со стороны студий, очевидно, продиктован их экономическими интересами, а не заботой о состоянии публичной морали.
Возможно, кэнселинг оправдан как средство исправления конкретно Уилла Смита, хотя многим такой акцент на личности и моральном характере знаменитости справедливо покажется неуместным (кто мы такие, чтобы перекраивать актёра как нам удобно?); возможно, кэнселинг оправдан как средство предотвращения аналогичных случаев, так как теперь каждая знаменитость подумает несколько раз, прежде чем срываться на первом попавшемся комике. Но даже в таком случае разрешение конфликта в правовом поле было бы лучшим решением, поскольку только правовая система подвластна моральному сообществу и подчиняется понятным и чётко сформулированным правилам. Кэнселинг — это неконтролируемый процесс, которым движут стихийные настроения общественных масс и экономические интересы неподотчётных моральному сообществу частных компаний. Поэтому даже если кэнселинг и окажется справедливой мерой воздаяния за совершённое деяние, совпадение это — чистая случайность. А моральному сообществу стоит аккуратно подходить к выбору методов для общественного порицания.