Иван Кудряшов и Марк Вигилант рассуждают о любви.
Любовь, что движет солнце и прочие светила.
Данте
Влюбленность оказалась скверной штукой, потому что она научила меня жить во лжи: улыбаться, когда улыбаться не хотелось, трудиться, когда я не верил в труд, жить, когда у меня не было для этого никаких оснований.
Генри Миллер
Зачем этот текст?
Лично мне всегда было интересно обсудить тему любви и ее значимости в понимающем кругу. Почти все примеры дискуссий о любви выглядели как крики в пустоту или диалоги глухих, потому что уж очень несхожие смыслы вкладывали в это слово те, кто отваживался критиковать или защищать ее. Как ни странно, оказалось, что это возможно в переписке, в которой нет асимметрии – как если бы два человека регулярно менялись ролями интервьюера и опрашиваемого, а аргументы просто возникали один в ответ на другой в спонтанном порядке. Это была интересная дискуссия, и только поэтому я согласился на публикацию. Именно так я и стал апологетом любви.
Сколько себя помню, я был противником любви. Ну хорошо… Большую часть скорее недоверчивым и подозрительным скептиком, а затем и критиком. И поэтому совсем не случайно я примерил костюм advocatus diaboli. Конечно, дело давно проиграно, канонизация любви происходит раз за разом, в каждом лопоухом юном поколении – и все-таки стоит продолжать говорить о том, что представляется верным, не отступая ни на скрупул. Может быть однажды этот самый скрупул окажется в чужом ботинке и заставит кого-то остановиться и задуматься.
Любовь как зеркало
Одна из красивых теорий, почему мы так хотим быть любимы, гласит — все дело в том, что обладая сложной и неповторимой личностью, мы смертны. Когда я знаю, что однажды смерть уничтожит целое, хочется его хоть как-то сохранить. Увы, все способы – лишь сохранение части, какого-то осколка в детях, учениках, делах и деяниях. Любовь приходит как спасительная идея, как тяга отразить себя целиком в другом – в том, кто по-настоящему любит тебя, со всеми «но» и «если». Да, не навсегда, потому что затем память оставит только фрагменты в другом. И все-таки если уж выбирать между унынием и попыткой встретиться с таким опытом, то выбор очевиден.
Идея как идея (не нужно их переоценивать), а по факту скорее иллюзия. Отражение в другом всегда лживо, ведь хочется нравиться, а не просто стоять под светом софита. Софиты и зеркала безжалостны, и в этом вся суть: чтобы нравиться другому всегда будешь поворачиваться нужным бочком, частью, скрывая целое. Да и кому оно нужно, это целое, когда у каждого есть свое – поди разберись, жизни не хватит. Даже если и случаются занятные исключения, для большинства любовь – обманка, которая скоро исчезнет, оставив вас разбираться с последствиями, реальными последствиями, а не идеями, которые подумал-подумал и забыл.
Познай себя
Без другого трудно узнать себя. Ты сам не знаешь какие сокровища есть в тебе, пока не откроешься в любви. Любовь тебя вскроет. И в этой грубой фразе нет ни ужаса, ни унижения. Ведь любовь – это разрыв, освобождение из-под гнета правил и внешних требований. Это бегство от скуки разума, от унылого самокопания, в которое превращается самопознание без встречи с реалиями. Любящий чувствует себя окрыленным, даже несмотря на боль и раны, потому что открытое самому себе бытие радостно. Конечно, разрывам сопутствуют страхи и сомнения, но по-моему никто, сталкиваясь с любовью, не сетует на то, что он немощный слабак. Потому что любовь открывает в нас специфический (и на мой взгляд лучший) вид воли.
Увы, философы регулярно забывали, что в познании кроме метода и источника огромную роль играет воля, желание, любовная тяга. Так что это вопрос не только самопознания, но и любого познания. Однако именно в самопознании сложность состоит в том, что недостаточно любви к себе, нужна встреча с разрывом и невозможностью.
Познать себя – всегда одиночество. И главное: прийти к нему можно только через одиночество. Ведь сложно признать свою единичность пока вокруг отвлекающий карнавал и ярмарка тщеславия. Это единочество не лечится никакой любовью, разве что родительское принятие (т.е. пресловутая долюбленность в детстве) способно смягчить многие этапы самопознания. В этом смысле любовь скорее отвлекает. Потому как любовь – это принуждение, она не знает справедливости, оправдывает насилие, смеется над правом и правилом. Любовь с ее исключительностью, зацикленностью на одном единственном человеке – это вид зла.
Думается, если бы не мифология мыслителей, регулярно пытавшихся поженить любовь с богом, красотой, истиной и благом, то они смогли увидеть этот неизбежный элемент и привкус зла. Ведь только зло может довольствоваться тем, что другой человек подчиняется твоей воле, исключая из числа значимых всех прочих. И разве не зло так любит разрушать?
А как же дружба?
Любовь, если мы не говорим о каких-то суррогатах, безусловно выше всякой привязанности и дружбы. Она выражает суть человеческого, именно поэтому всякая любовь как первый раз. Именно так и открывается сущность. Любовь делает одно ненужным, другое – необходимым (подвиги любви). Она меняет застывшее Эго. Дружба же – онанизм для Эго. Ни одна дружба без примеси любви и чувственности еще ничего не изменила в человеке, хотя и способна побуждать к повторению.
Если бы дружба была столь же ценна, кого бы из любящих ранила фраза «Я в тебе вижу только друга»? Если бы в ней видели высшую ценность отношений, то она была базовым термином для семейных уз (что не так). Дружба трусливо ретируется там, где чувства становятся сложными, амбивалентными – если появляются зависимость и собственничество, сильная идеализация и агрессия, тревога и потеря здравого смысла. Любовь же способна интегрировать их и превращать в уникальные черты данных отношений.
И все-таки я считаю, что любовь стоит ниже дружбы. Дружба добродетельна и естественна, ведь завязывается из дел, внутренних сходств или похожих желаний. Она в разы свободнее, чем любовь и уж точно менее требовательна. В дружбе нет уравниловки (все возлюбленные как будто в глубине отношения к ним одинаковы), но есть возможность быть другом многим. Потенциал дружбы – быть другом всем и каждому, каждому человеческому существу, если оно того достойно. Потенциал любви… Ну… один счастливый человек, два несчастных, маленькая книжечка с номерами и адресами, средней руки гарем?
Как заметил Карло Фрабетти, нас должно бы напрягать известное многим культурам выражение «от любви до ненависти один шаг». Неясно чем может соблазнить лотерея, в которой желаемое легко обращается в свою противоположность. Дружба напротив спокойна и безмятежна, поэтому ее уважают мудрые. У нее много даров – от непринужденного удовольствия болтовни до творчества и даже детей (да и такое – не редкость). Любовь же вам подарит дурацкие качели из радостей и страданий, где в общем остатке в лучшем случае ноль и случайные последствия, например, те же дети, которым сложно потом объяснить, что любовь прошла, а они результаты той самой хрени, что исчезла.
Стокгольмский синдром
Фрейд однажды обозначил любовь как «повторное нахождение объекта», а кто-то из учеников позже дал определение, что «это комплексное аффективное состояние связанное с первичным либидинозным катексисом объекта». Все остальное литература. И еще какая. Любовь – вечная тема искусства, науки, философии, религий и всей жизни. Именно она, а не сладкий сироп или скучный оптимизм, которые могли бы нравиться всем. Уберите любовь и все рассыпется: умрут привлекательность и насыщенность всех удовольствий, кроме примитива вокруг сна и двух сторон пищеварительной системы, а культура превратится в высоколобую игру в бисер про какие-то смыслы, написанные лет сто назад. Да и чем заниматься людям, избавившимся от синдрома «в любви что-то такое есть»? Геймифицировать ежедневную мелочевку и соревноваться за выдуманные баллы? Уж лучше сильное хоть и неразделенное, щемящее сердце чувство, чем банальное «играй в тупые игры, выигрывай тупые призы».
Я не верю в банальность про «стокгольмский синдром» (да и само это явление – больше журналистская утка). И прежде всего потому, что любовь не обманывает в самом главном: это действительно коснулось тебя, чего-то что есть в тебе, даже если это только твои мечты и иллюзии. От этого некуда и незачем бежать, в отличие от травмы.
Любовь – это стокгольмский синдром, веками изживаемый в культуре. Я не могу ничем другим объяснить этот массовый мазохизм, перемешанный с лицемерием и непоследовательностью. Поддержка значимого места любви в культуре выглядит прямо-таки цинично. Как будто виноват не насильник, а отсутствие удовольствия у жертвы (ага, носите с собой лубрикант и афродизиаки). Непонятные и неразделенные любови в юности наверняка отнимают такие объемы веры в себя, людей и мироздание, что без них мы бы получили поколение сверхлюдей, как минимум в части доброжелательности и оптимизма.
Любовь – аттракцион одураченных из шутки про то, что либо вы признаете себя ослом, либо дурачите остальных. Если говорить другим, что это было не так-то ужасно, бесполезно и глупо, то со временем не только почувствуешь облегчение на фоне других, но и возможно поверишь сам в этом. Ведь на этом живет и ностальгия: мы вспоминаем приятное, отбросив все прочее, даже если это самая суть. Но некоторые предпочитают помнить все.
Пресловутые гормоны
Ну что опять «пресловутые гормоны»? Хорошо, нигде я не отрицал участия гормонов в эмоциях и чувствах человека (не светоносные же духи их переносят?). Однако все достижения ученых пока сводятся к тому, что исчерпывающего объяснения механизма любви не существует, зато действительное влияние любви на организм более чем доказано. Может кому-то и казалось, что люди в белых халатах пристыдят и выведут на чистую воду обывателей, витающих в своих иллюзиях, но пока пристыжены лишь скептики. Если вы верите в свидетельства сканеров мозга, а не слова, то вот вам факты: если вы влюблены недавно, то вместе с дофамином и окситоцином вас нехило так будет потряхивать еще и от кортизола (стресс), если ваши отношения прошли проверку временем, то окситоцина (спокойствие и нежность) будет больше, и никакого кортизола. Интересно, правомерно ли в таком случае говорить только о самовнушении и иллюзиях?
Что же до любви как регуляторного механизма, то это приблизительно на 90% лажа. Если любовь возникла эволюционно как феномен во благо социума и вида, то неясно почему она происходит не со всеми, нестабильна и главным образом анти-социальна? Если бы природе нужны были устойчивые пары, выращивающие свое потомство, то нас бы лет на 7 выключал какой-нибудь гормон, мало совместимый с критичностью (а может и дееспособностью). Любви нужны различия, а не набор генов. Поэтому любовь – фундаментальное онтологическое недоразумение, которое только нам под силу обернуть в удачу.
Вероятно, люди однажды с облегчением узнают, что никакой загадки любви нет. Гормоны (да-да, без них никак), импринтинг раннего опыта, плюс контекст и личностные вариации. Гибкая сложная система регуляции, науке нет нужды ее объяснять досконально, важно понять принцип – обусловленные изменения поведения и никакой мистики. Я против наукообразной драматизации: любовные впечатления не болезнь и не психическая напасть, просто схема реакций и действий, которая какое-то время давала эволюционные выгоды, вот и прижилась.
Но с какой стати я должен поклоняться своим видовым особенностям? Я смертен, но способен к познанию, а потому и вид, и популяция, и матушка-природа пусть диктуют свои мантры тем, кто не берет на себя ответственность за свою жизнь. Всякая же индивидуальность воспринимает любовь как бремя, которое не должно навязывать мне выбор. Не ратую за какой-то выбор, но чтобы он вообще существовал – не лишними были бы средства, позволяющие в крайних случаях даже заблокировать все эти эффекты «гормонального коктейля» (и насколько знаю, фармакология близка к созданию подобного средства, а вот примет ли его общество?).
Секс и стыд
Когда секс перестает хорошо продавать, вспоминают о любви. Но любовь намного сложнее связана с сексом, чем в потребительской логике «с газом/без газа». Любовь возвышает секс от физической потребности (на уровне почесаться или высморкаться) до обмена чем-то уникальным. Дать другому то, что невозможно отделить от себя, разделить на кусочки и продать большему числу людей. И далее, дать в любви можно только то, чего у тебя нет. Нет и не может быть, когда ты просто один или просто трахаешься. Стыд в сексе – скорее результат компромиссов, нелепых попыток поменять любовь на какие-то пародии и эрзацы.
И хотя стыд – проблема, но преодолимая. А преодоление – часть удовольствия, роста и развития. Можно и без них, вот только этот самообман всегда очевиден самому человеку. Тот, кто обходится субститутами возлюбленных, всегда знает, что струсил в чем-то существенном для себя (даже если бы все окружающие не знали или переубеждали его).
Любовь частенько пытаются впарить вместе с какой-то метафизикой, аскезой, подпиской с регулярными отчислениями. А если нет, то любовь остается завязана на нелепой попытке выразить ее посредством своих и чужих гениталий. И одновременно на культурном подавлении стыдом слишком откровенных проявлений. Культы и правда не любят прямолинейность и ясность.
А вам никогда не приходила в голову мысль, что любовь и шире привязанность – это лучший способ испоганить сексуальное удовольствие? Серьезно, любовь в сексе – это помеха, проклятие, источник психологических травм. Нет, я не ратую просто за секс без любви, ведь умы и бессознательные людей уже пронизаны тягой к привязанностям, поэтому это всегда уже «половина порции». Мы уже заражены этой идеей. Если же представить себе секс, очищенный от всякой идеи любви, то по мне он был бы прекрасен, лишен мук, стыда и прочей дребедени с полосканием мозгов.
Нужда или роскошь?
Конечно, любовь – это роскошь. Если вы способны влюбиться, то любовь вам по карману, вы просто сами не знаете сколько в вас сил. Нищие внутри решают другие проблемы. Бегство от любви – это трусость, а не реальная оценка сил. Но трусость – предательство себя. Да и не глупо ли, бежать от того, что создал сам? Роскошь – это ведь не вожделенные всеми побрякушки, она суть внешнее проявление внутреннего великолепия, восторга и силы, избранности (а любовь всегда про избранность, да).
Любовь – не расхожая монета, а ключ к внутренней сокровищнице. И еще роскошь любви в ее непредсказуемости. Это не банальный тур с заготовленным набором из отелей, гидов и аттракционов. Любовное приключение может обернуться не только абсолютно любым по тональности воспоминанием (от прекрасного до жуткого, с какими угодно сочетаниями), оно заканчивается бесконечном разными последствиями. Предсказуемость – первое пожелание бессильных.
Любовь – нужда. С этим кажется не спорили даже мыслители-эротоманы вроде Платона и Фрейда. Эрос беден и беспокоен. Ему и правда бы провериться на СДВГ. Любовь приходит и создает проблемы, особенно ненужные тем, у кого их и так хватает. Вот уж подарочек судьбы – нафиг-нафиг. Ничто так не формирует в человеке сознание «лишенца» как любовь: он может быть богат, талантлив и родовит, но встреча с обделенностью любовью сделает его калекой, которому всю жизнь будет казаться, что ему «мало дали».
Именно такие «лишенцы» затем объясняют нам, что любить и ревновать – это стороны одной медали. Но если на аверсе принуждение, а на реверсе – уродливая и болезненная жадность, то какая разница как падает эта монета? Я же предпочитаю думать, что люди самодостаточны и не нужно им искусственно создавать нужду и комплекс неполноценности. Что это за игра, если монета никогда не падает на ребро?
Резюме
Любовь, конечно, что-то в вас разрушит, но научит сосуществовать с негативностью. Такова жизнь. Такова любовь как один из ключевых феноменов проживания человеческой жизни. Не вина любви, если вы необучаемы. И здесь нечего особо теоретизировать или понимать, мой текст ничего ни добавит, ни убавит в этом вопросе – вы либо прочувствовали кое-что, либо нет. И если да, то вы понимаете почему (несмотря на цену и пафосные аргументы) оно стоило того.
Любовь не выбирают, но затем еще и оправдывают. Неслыханная наглость. Перенесите эту схему на любую другую вещь и вы поймете, что тут явно что-то не так. Любовь и то, что так называют – это прежде всего аппарат, и даже не принуждения, а попросту создания проблем на ровном месте. А потому немного скепсиса, кинизма и даже цинизма в ее отношении не помешает. Потому что то, что создано словами, ими же можно разобрать и победить.