Если бы смех исчез

Александра Ильина о том, что о современности может рассказать Сиэль Фантомхайв из «Тёмного дворецкого», но не Бён-Чхоль Хан.

Всякое искусство и всякое учение, а равным образом поступок и сознательный выбор, как принято считать, стремятся к определенному благу. Для современного человека эта максима кажется очевидной. После смены социальной парадигмы и превращения дисциплинарных обществ и общества контроля в общество достижений, человек оказывается рабом самого себя и психополитики позитивности. Вирусологическая метафора, всё ещё оперирующая дихотомией внутреннего и внешнего, перестаёт быть релевантной для описания социальной структуры. Вместе с новым типом организации приходит и уникальный в своем роде тип человека — выгоревший. Всё чаще человек описывает себя через терминологию клинической патологии. Маниакальная депрессия, синдром дефицита внимания и гиперактивности, анорексия и булимия — наиболее встречающиеся расстройства, которые, как умело показывает в монографии о Лакане Сержио Бенвенуто, не очень-то удобны для психоаналитиков. Постоянный поиск «Я», стремление к реализации, проект-самого-себя, которые воспринимаются как формы чистой позитивности, приводят человека к предельной дисфункциональности. Какого же спасение? Блаженная усталость, vita contemplativa. 

Подождите секунду! Кажется, мы это всё уже где-то читали, — например, в книгах Бён-Чхоль Хана, а также текстах Алексея Соловьева, Ольги Календаревой и Алексея Салина. 

Да и социальная аналитика в чистом виде — это не вполне мой стиль. Я больше по хлебу и зрелищам, а поэтому давайте попробуем причаститься к этим рассуждениям и пройти, насколько это возможно, дальше. Заодно развлечёмся, пересмотрим давно знакомый тайтл или откроем арку Джека Потрошителя впервые, потому что мой сегодняшний фаустианский герой — не Ставрогин, не Рейстлин, не Арамис и не сам Фауст, а Сиэль Фантомхайв (или тот, кто его успешно играет) из «Тёмного дворецкого» . Мальчик, который во время «телемитского» ритуала призыва привлек на свою сторону темные силы. Тот, кто, приказав сжечь подвал, в котором находились похищенные истощенные дети, воскликнул: «Я человек». Слабый младший брат без имени, преданный сторожевой пёс английской королевы, убийца и пешка, один из самых богатых дворян и бедняк, не обладающий единственной ценностью человеческой жизни — самостью, душой.

Чему может научить нас малыш Фантомхайв?

Сделка ценой в душу

Перед тем, как перейти к ответу на этот вопрос, необходимо вкратце описать расстановку сил. В центре истории находится совсем юный мальчик тринадцати лет, чьи родители были зверски убиты. Если в аниме даётся однозначный ответ на вопрос о том, кто убил его родителей, то в манге этот ответ ещё не дан. Как философы, мы будем придерживаться позиции знания о незнании, то есть принимать за основной канон события, описанные в манге. Из манги мы также узнаем подробнее родословную Сиэля, помогающую ему видеть жнецов — мистических существ, которые занимаются сбором душ после смерти человека. 

Все жнецы — самоубийцы, которые получили шанс на искупление. Из века в век они обязаны смотреть на чужие смерти, чтобы спастись, и внимательно проверять плёнки человеческих жизней перед тем, как окончательно прервать сюжет. Плёнка жизни — это память, которая проносится перед глазами человека за несколько мгновений до смерти. Если жнец углядит на плёнке что-то стоящее, то он может сохранить жизнь человека, продлив её. Однако такие случаи очень редки. Тот факт, что мальчик может видеть жнецов, а также странное отношение легендарного жнеца (Гробовщика) к семье Фантомхайв стали основанием для фанатской теории о том, будто главный герой ведёт от Гробовщика своё происхождение.

До определённого момента нам известно, что главный герой — единственный наследник семьи, но позже нам открывают, что у него был брат, Сиэль Фантомхайв. Во время нападения на поместье их крадут вдвоем и продают обществу телемитов. Именно Сиэля Фантомхайва, старшего брата главного героя, используют как жертвенного агнца для ритуала призыва демона, в результате которого главный герой устанавливает связь с темной сущностью, заключившей с ним контракт. Контракт главного героя и демона строится на трех принципиальных условиях:

1. никогда не лгать контрактору;
2. безоговорочно повиноваться контрактору;
3. преданно защищать контрактора, пока его месть не свершится. 

По исполнению этих условий демон получит душу главного героя, которую собирается употребить в пищу. Поскольку младший брат всегда восхищался старшим братом, он берёт себе его имя и звание, став Сиэлем Фантомхайвом. Ведь его брат убит, а они близнецы — никто не заметит подмены!

Подмену замечают, когда Гробовщик воскрешает истинного Сиэля. Два брата — мертвый (истинный Сиэль) и живой (ложный Сиэль) — начинают игру не на жизнь, а насмерть. 

Что за бред, каким образом персонажи воскресают и почему это вообще что-то говорит о нас?

Общество достижений и общество Авроры

Для ответа на эти вопросы обратимся к арке «Роскошный лайнер» («Книга  об Атлантике»), где впервые появляются живые мертвецы (именуемые «странными куклами»), создания главного врача госпиталя Карнштейн, Райана Стокера. Фамилия врача очевидно указывает на знаменитого автора «Дракулы», а сам сюжет о куклах напоминает историю о Франкенштейне за авторством Мэри Шелли. В чём мотивация Стокера, зачем ему нужны эти странные куклы? Его основная цель в том, чтобы победить смерть. Стремясь создать абсолютное лекарство, он совершенно позабыл о том, что между смертью и жизнью есть чёткая граница. Под лозунгами вечного здоровья он стал воскрешать пациентов, то есть заниматься магией, а не медициной. Кульминация показывает, что истинным творцом кукол был не он, а легендарный жнец, Гробовщик. Применив свои знания о пленках человеческой памяти, он понял, как можно заставить двигаться тела без души, — добавить кадров и зациклить её. Однако добавление случайных кадров в плёнку заставляло бездушное тело лишь двигаться в поисках души — и уничтожать других людей, чтобы добраться до неё. В случае добавления представлений о будущем, которые были релевантны собственным фантазиям умершего, получалось сделать куклу разумной — она могла говорить и действовать так, словно она ничем не отличается от живого человека. Однако жизнедеятельность странной куклы необходимо было постоянно поддерживать — путём переливания крови, что требовало всё новых жертв (и что стало, согласно автору, причиной получения информации о группах крови). 

Здесь налицо сразу несколько интересных моментов, важных для понимания современного общества. 

Во-первых, стремление к вечному здоровью как одной из сторон позитивности. Хорошая, продаваемая внешность — одно из достижений, которое составляет экономику личного бренда. Важно не только умно говорить или производить уникальный контент. Чтобы быть собой, необходимо также быть красивым. Причём эта красота — как некое благо, которого необходимо достигнуть — принимает совершенно спонтанные и динамические формы. Помимо образов секс-символов, постоянно появляются узкие тренды, в которые можно себя впихнуть. Так и куклы должны быть прекрасны. «Ни единого шовчика» — никто даже не заметит, что они мертвы. 

Во-вторых, стремление к абсолютной производительности. Странные куклы, в отличие от людей, постоянно мотивированы. Они всегда хотят душу; они никогда не выгорят, потому что их выгорание тотально. В отличие от живых людей, куклы — даже в усовершенствованной модели — не способны мечтать или бездумно пребывать в усталости. Их алкание пронизывает всю ткань бытия, и единственное, что может остановить их — недостаток крови (как сна или питания для людей). 

В-третьих, тотальный иммунитет. Кукол невозможно инфицировать, а даже если в их организм проникнет вирус, они будут к нему нечувствительны. Общество кукол — это социум, тотально преодолевший иммунологическую парадигму. Единственный способ их уничтожить — это выстрелить им в голову (типичный для зомби способ уничтожения). 

В-четвертых, абсолютный индивидуализм. Каждая кукла уникальна, имеет своё продолжение плёнки и стремится стать собой. Странные куклы не связаны друг с другом тотализующим характером всеобщности, — это скорее является типичной чертой зомби, метафоры массового общества. Более того, кукла, сохраняя после смерти память, продолжает постоянно воспроизводить себя. 

Таким образом, творение Гробовщика практически полностью соответствует идеалу человека общества достижений. Оно индивидуально, свободно, уникально, позитивно и стремится к абсолютной производительности. Или, как сказал бы Бён-Чхоль Хан, «теперь простая голая жизнь сама по себе священна, поэтому её сохраняют любой ценой».

Интермедия между Магией и Машиной

В своём знаменитом 131 письме к Мильтону Уолдману Джон Рональд Руэл Толкин кратко пересказывает сюжет и основные содержательные ходы так и не увидевшего свет «Сильмариллиона». Он пишет:

В «Обществе усталости» Бён-Чхоль Хан в свою очередь говорит: 

Кажется, что фантаст оказался ближе к истине, чем философ. Очевидно, что религия используется как современная танатотехника, причем очень активно. В её развитых формах религия существует в относительно замкнутых этнических общинах (иудаизм у евреев и ислам у арабов), в европейском обществе религия и поныне существует в своей протоформе — в форме магии. Интерес к оккультной тематике очевиден среди широких масс, бесконечно кормящих торговцев заряженной воды, раскладов таро или свечей с ароматом денег. О повышении интереса к магии свидетельствуют попытки исследователей приоткрыть окно Овертона и «пустить колдунов в академию». Наиболее ярким примером такого случая является нидерландский религиовед Ваутер Якобюс Ханеграфф, популяризирующий западный эзотеризм. В своих работах он последовательно доказывает, что доминирующие парадигмы «западного» мышления (начиная от христианства и заканчивая строгой наукой) постоянно вытесняли магический дискурс, объявляя его вражеским, то есть другим.

Однако какая цель может быть у магии, если не бытие танатотехникой? Будучи способом исполнения всех желаний, она исполняет самое главное желание человека — выживать, в конечном итоге — вечно жить. Работа Гробовщика над странными куклами — это механизированная магия, тот случай, когда Магия и Машина образуют тотальное единство¹. Фокус Гробовщика был бы невозможен без его метафизического знания о душах и памяти (т.е. пленках), а также без физической медицинской подготовки. Открытие групп крови и оживление через переливание позволили Гробовщику обрести подобие божественного могущества, которое ему парадоксально не нужно.

Гробовщик отличается от толкиновского Мелькора тем, что он не стремится к Власти. Ему не нужно подчинять чужую волю, он не стремится к разрушению. В отличие от Себастьяна, ему не хочется поглотить душу ложного Сиэля. Напротив, Гробовщик долгое время кажется одним из самых светлых и разумных героев. Когда ложный Сиэль в порыве болезненного малодушия приказывает демону сжечь истощённых детей, мы видим Гробовщика, который наблюдает за этим пиршеством пламени и причитает: 

«А я ведь им говорил. Призывал их беречь каждую, даже самую ничтожную душу… Когда могущество застилает наши глаза, мы становимся слишком беспечны, наивно полагая, что в любой момент легко сумеем остановиться и исправить содеянное… Когда-нибудь ты это поймешь, но будет слишком поздно. А сейчас, как это ни прискорбно, ты не станешь меня слушать. Ведь так, граф Фантомхайв?» (Том 8, глава 35)

Гробовщик не желает зла. Напротив, он подобен святым в своём сострадании. Он наказывает беречь самое ценное, что есть у человека, — душу. Все его действия пронизаны кощунственной любовью. Он интересуется, любит в человеке всё, даже то, что вызывает предельное отвращение (иначе он не стал бы работать в похоронном бюро). Смерть Гробовщик называет главным жизненным праздником. Тогда зачем он оживляет бездушные тела?

Энигма 136649

«Следи за своими словами. Он выносил приговор душе самого Робин Гуда, он же послал Марию Антуанетту в преисподнюю. Даже дети охотно отдадут ему свои души, — Легендарному Жнецу».

Так о Гробовщике говорит Уильям Т. Спирс в восемнадцатой серии первого сезона аниме. В манге Гробовщик до поры до времени рисуется на порядок скромнее. Да, он жнец, о чём мы узнаём из арки о лайнере. Очень могущественный жнец, использующий сотоба (卒塔婆)² в качестве оружия, а также обладающий уникальной косой смерти. В более полном виде история Гробовщика раскрывается только в 29 томе, 149 главе:

«Он попытался сбежать из организации примерно семьдесят лет назад и разнес полштаба. Легендарный беглец. <…> Я и серебряный лис одновременно стали мрачными жнецами. Я пошел в криминалистику, а он присоединился к группе извлечения. В отличие от меня, лентяя, он всегда был на хорошем счету в отделе. Он забирал каждую одинокую душу его списка беспощадно, без отсрочек. Просто эталон мрачного жнеца. Превратиться в сумасшедшего ученого и экспериментировать с возвращением мертвецов к жизни… Такого можно было ожидать от меня, а не от него».

Приведенные слова принадлежат уже другому жнецу, криминалисту Отелло. 

Также из манги мы узнаём, что Гробовщик считает своим сокровищем погребальные медальоны. По своей форме это особый тип украшения, содержащий волосы умершего (иногда и другие нетленные части человеческого тела, например, зубы). Среди медальонов особо выделяется содержащий волосы Клодии Фантомхайв, бабушки Сиэля, почившей 18 июля 1866 года. Именно эта деталь подвела читателей к тому, что Себастьян К. Роз., значившийся по документам супругом Клодии, на самом деле Гробовщик. Ещё одна деталь, добавляющая веса фанатской теории, — это отношение Гробовщика к отцу Сиэля, Винсенту. Гибель Винсента — единственное событие, которое легендарный жнец считает поистине трагическим и оплакивает, ведь от Винсента не осталось даже костей.

Особенно символичным кажется его реестровый номер, которым Гробовщик всегда представлялся, пока работал в Департаменте. В отношении этого числа существует целая масса различных спекуляций. Отмечают, что оно содержит цифру тринадцать — возраст Сиэля на момент основного действия манги, а также число шестьдесят шесть — указание на год смерти Клодии. Помимо внутренних сюжетных отсылок, в реестровом номере видели зашифрованное нумерологическое послание, связанное с числовым символизмом Японии. 

Отметим, образ Гробовщика также отсылает к бретонской мифологии, а точнее — к Анку, духу смерти, приходящему в образе беловолосого старца. Это делает сущность Легендарного жнеца неоднозначной, хотя и гораздо более объемной и культурно нагруженной. Постепенно превращаясь из странноватого второстепенного героя в главного антагониста, он приобретал всё новые черты, оставаясь сокрытым за завесой тайны³. 

Позволим себе футурологическую спекуляцию. Допустим, что Гробовщик действительно является дедушкой Сиэля. Будь так, его мотивация кажется относительно понятной. Он создает странных кукол, экспериментирует, чтобы вернуть к жизни истинного Сиэля. Однако зачем ему бороться с ложным? Ведь младший брат — такой же Фантомхайв, более того — полная физическая копия старшего брата, к росту которой Гробовщик «подгоняет» куклу истинного Сиэля. Неужели всё дело в том, что младший Фантомхайв загрязнился сделкой с демоном? Но истинный Сиэль ровно так же, как и ложный, бездушен. Стоит ли тогда затевать игру? 

Большая игра Легенды 

«Like the circles that you find in the windmills of your mind».

Sting — Windmills of your mind

Наверняка стоит, хотя эта позиция требует дополнительной аргументации. Начнем с того, что младший Фантомхайв — единственный потомок рода, который еще не утратил свою душу, единственная живая душа⁴. О душе Клодии Фантомхайв нам ничего не известно; душу Винсента предварительно можно числить уничтожившейся, если считать верной информацию из второго сезона о том, что души сгорают (т.е. уничтожаются) вместе с телами. Душа истинного Сиэля была использована во время «телемитского» ритуала для установления «моста», по которому прошел Себастьян. Выходит, актуально душа есть только у ложного Сиэля, потенциально она также утрачена из-за контракта с демоном. Когда младший Фантомхайв отомстит, его душа будет поглощена Себастьяном. 

Может ли Гробовщик разорвать договор? Будучи жнецом, он по меньшей мере знает, что существует второй шанс, возможность искупления. Самоубийца, Легендарный жнец и отступник в одном лице, — если свою душу после бунта он вряд ли может спасти, то сделать ставку на душу ложного Сиэля разумно. Во втором сезоне уже показали, что шанс выбраться из лап демона у контрактора есть. Выходит, что в манге этот ход также может быть использован. Однако если Гробовщик способен спасти Сиэля, то почему бы ему не сделать этого напрямую? 

Всё не так-то просто.

Мало просто вернуть душу. Необходимо, чтобы эта душа была живая, и Гробовщик это хорошо понимает. Не зря он так высоко ценит смех — одно из качеств, свойственных исключительно человеку. «Как было бы грустно, если бы смех исчез» — эта фраза стала его визитной карточкой. Для того, чтобы быть человеком, надо улыбаться. Надо смеяться. Младший Фантомхайв этого не делает, презирая смех, и нежность, и заботу. Он холоден и расчётлив, жесток и спокойно разбирается со своими врагами, вспоминая о великодушии и сострадании только в редкие моменты и в тех случаях, когда рефлексировать о благе уже поздно.

Младший Фантомхайв ничем, казалось бы, от странных кукол не отличается. Он пытается эффективно выполнять свою работу, быть цепным псом королевы Виктории. Эта должность для него самоценна, его сила связана с тем, насколько корректно и быстро он исполняет приказы Её Величества. Ни одного живого чувства. Только голая необходимость. Голая жизнь, которую ложный Сиэль, продав душу, казалось бы, воспроизводит. 

Для этого и нужны странные куклы: чтобы показать младшему Фантомхайву, насколько ужасна бездушная жизнь. Насколько страшна королева Виктория, которая хочет использовать их как абсолютное оружие. Оживляя истинного Сиэля, Гробовщик не просто поднимает из могилы еще одного Фантомхайва: он демонстрирует, «кем ты стал». 

Эта демонстрация психотерапевтична, вернее — должна быть таковой. Появление истинного Сиэля должно заставить младшего брата вернуть своё имя, свой настоящий статус и свою душу. Ведь истинный Сиэль отвратителен как хтоническое, а не как человеческое существо. Почему же тогда ложный Сиэль сопротивляется?

My soul is yours to own

Потому что он тотально не принимает такую мораль и такой способ борьбы с обществом достижений. Ложный Сиэль сознательно отказывается от интроспекции и vita contemplativa. Даже после того, как его брат ожил, он так и не назвал своего настоящего имени. Он остался Сиэлем Фантомхайвом и, по всей видимости, будет придерживаться этой линии впредь. Если Гробовщик потенциально может следовать линии рассуждения Бён-Чхоль Хана, призывающего к целительной усталости, включающую в себя чистое проживание и ощущение пустотности, предполагающую наличие и ценность души, то ложный Сиэль тотально нивелирует ценность души как человеческой данности. Он преданно отдаёт свою душу в лапы демона: «my soul is yours to own». От чего он таким образом отказывается и что получает?

Во-первых, он перестает быть индивидуальностью. Его личность оказывается навсегда сопряженной как минимум с личностью Себастьяна, но на самом деле она покрывает также личность его старшего брата. Таким образом, ложный Сиэль от индивида переходит к роду, возвращаясь тем самым к первичной коллективной тотальности. Для него ценно не собственное спасение, но облагораживание рода целиком. Его цели имеют эстетический, а не этический характер.

Во-вторых, Сиэль восстанавливает истинные отношения господина и раба. Если индивидуальность странной куклы предполагает, что она сама для себя является и господином, и рабом, то в случае с младшим Фантомхайвом эти функции разнесены на две личности. Поэтому он, в отличие от старшего брата, не является диктатором самого себя — есть внешнее обстоятельство и внешний герой, который будет вести с ним постоянно возобновляемое противостояние. Младший Сиэль никогда не будет одинок.

В-третьих, не будучи заинтересованным ни в своей, ни в чужих душах, Сиэль открывает себе абсолютный простор для действий. Ему нет необходимости спасаться, поэтому он спокойно может грешить. Он не претендует на чужие души, и поэтому в радикальные моменты ему хватает милосердия. Свобода от тирании души в обществе достижений представляет собой абсолютную свободу, какую предоставляет толпа или масса: будучи никем, ты можешь быть кем угодно. Абсолютно кем угодно. 

В-четвертых, младший Фантомхайв осознает свою ограниченность. В отличие от других людей, претендующих на спасение или совершенство, на вечное блаженство или небеса великого Отца, ложный Сиэль ни на что не претендует. В этом он сохраняет ту же истинную человечность. Зная, будучи уверенным в том, что он живет только один раз, Сиэль уберегает себя от целого ряда ненужных формальных условностей. Он никогда не пытается быть достаточно хорошим для кого-то. Но он хорошо выполняет свою работу — ту самую, от которой зависят жизни десятков и сотен людей. 

Тогда, быть может, истинное искусство жить в обществе достижений заключается не в том, чтобы сохранять свою душу, принимать и оберегать её, лелеять и приносить отдохновение в созерцательной жизни, а в том, чтобы просто-напросто радикально от нее отказаться?

Заключение посреди кульминации

Как уже было сказано мной выше, манга ещё не закончена. Это означает, что целый ряд идей, собранных мной здесь, могут в дальнейшем не получить никакого подтверждения. Однако их ценность заключается вовсе не в футурологической достоверности, а в том, чему они соответствуют в социальной реальности. Моей главной задачей было показать, что Бён-Чхоль Хан мыслит изнутри парадигмы, то есть как Гробовщик. С одной стороны, он сам воссоздаёт странных кукол (ведь его книги всегда можно прочитать для саморазвития, а приём с vita contemplativa использовать как позитивную практику себя, несмотря на все поверхностные уверения Хана в пустотности её оснований) и сам же решает их проблему (путём того самого одушевления, то есть отрицательного поиска, вживления эмоций, свойственного одному только человеку или одному только «вот этому» человеку). Ложный Сиэль, в свою очередь, выступает как неудобный для парадигмы факт. Он не беспокоится тотально о душе (лишь иногда устрашаясь потерей души — будучи воспитанным в обществе, где душа является главной ценностью, невозможно полностью избавиться от такой тревоги), только о роде и своём эстетическом благополучии. Постоянно связывая себя с другими (братом, королевой, демоном) он позволяет им оставить на себе радикально глубокий след, отдаться им до конца (словно его самого никогда и не было). 

В этом заключается радикальная талантливость Сиэля Фантомхайва как Фауста, потому что он первый среди них познал главный жизненный принцип. Только чистосердечно отброшенная душа, запятнанная, замаранная и грязная, душа, о которой никто не печется, кроме одного только Господа Бога, — вот та душа, которая может быть спасённой.

Послесловие в алом цвете

Несмотря на то, что в «Тёмном дворецком» присутствует центральный метод решения проблемы души, выражаемый диалектическим отношением Сиэлей, есть ещё одна лазейка, которая первоначально кажется исключительно подтверждением правила стремления общества достижений к душе. Речь идёт о Грелле Сатклиффе, персонаже, который запоминается своей необычностью и предельной яркостью. Он является ходячим воплощением требований современности: вычурный внешний вид, вольные манеры, гендерфлюидность и прочие «фишки», характерные для современного западного дискурса. Грелль кажется проектом DIY, do-it-yourself — или, вернее, «сделай себя сам». Однако Сатклиффу скучно в любой избираемой роли. Рамки дворецкого семьи Даллес ограничивают его выразительность, серийного убийцы — стремление к мазохизму и так далее. 

У Яны Тобосо почти получается создать из Грелля альтернативный способ решения поставленного вопроса. Если Сиэль отказывается от души, то Грелль вбирает все души, воплощая собой коллективное бессознательное. Вернее, мог бы воплощать: несмотря на то, что в аниме Сатклифф признаётся, что он «актриса и весьма искусен в этом», на деле до хорошего актёра он не дотягивает. У него не получается до конца проваливаться в своих героев, — в каждого из них он привносит себя. Поэтому все роли Грелля так узнаваемы: и Чеширский Кот, и Офелия, и Джульетта. Характерный актер, Сатклифф демонстрирует не талант, но себя, он продаёт свой растиражированный образ. Настоящий талант способен измениться до неузнаваемости, приняв на себя печать чужой личности и эпохи. 

Другое дело — даже самый великий актерский талант может быть профанирован эпохой достижений. Ведь душу, как известно, можно слепить из её отсутствия, то есть построить себя на бесконечно сменяющихся «Я» (что в итоге и случается с Греллем). Принятие же в себя любой души — это тоже форма откровенной отдачи. Таким образом, если Сиэль выводит нас из общества достижений через открытые врата, то Сатклифф подкидывает нам лом и отмычку, чтобы мы справились с замком задней двери. Другое дело — он совершенно не способен научить, как ими пользоваться. Быть может, именно по этой причине Грелль получил свои «отлично» только за технику.

Примечания:

1. Манга, аниме и прочий официальный контент по «Тёмному дворецкому» проникнут идеей объединения Машины и Магии. Наиболее ярко это проявляется в арке о зеленой ведьме, которую собираются вскоре экранизировать. Арка повествует о девочке-немке, юном даровании, гениальном химике, которая помогает изготовить газ, действующий токсичнее иприта. При этом она считает, что её работа над химической формулой — это колдовство, а действие газа на человека (волдыри и прочие симптомы отравления ипритом)  — это проявление магии (проклятие).

2. Деревянные дощечки с именем умершего. Могут содержать также религиозные тексты.

3. Отмечу, что автор манги вообще любит всевозможные загадки и домыслы. Так, в сети нет ни одной реальной фотографии Яны Тобосо, что покрывает её личность мистическим флёром.

4. Исключение составляет также Фрэнсис Миддлфорт, которой Гробовщик практически не уделяет внимания. Возможно, причина банальна и заключается в том, что она женщина, которая после бракосочетания представляет уже другой род.

Бён-Чхоль Ханкультураобщество усталостиТемный дворецкийфилософия