Илья Андреев перевёл эссе Дэниела Деннета о том, почему философам стоит обращать внимание на то, понимает ли их исследования кто-то, кроме них самих.
Философия — это априорная дисциплина. Прямо как математика. По крайней мере, в основе философии лежит априорная методология. И этот факт двойственен. С одной стороны, априорность их занятия избавляет философов от утомительных часов в лаборатории или в поле, от необходимости изучать методы сбора данных, статистические методы, географию, историю, иностранные языки …, эмпирическую науку, так что у них остается много времени для оттачивания своих философских навыков. С другой стороны, как часто замечается, из чего угодно можно сделать философию, и это далеко не всегда благословение.
Рассмотрим истины шахмат в качестве парадигмы априорных истин. Существует эмпирический факт — люди играют в шахматы. Существует множество других связанных эмпирических фактов: в шахматы играют на протяжении веков, для этого часто используют изящно вырезанные фигуры на инкрустированных досках и так далее. Знание этих эмпирических фактов не играет незаменимой роли в выявлении априорных истин о шахматах, которые также существуют в немалом количестве. Правила игры — это все, что вам нужно знать. Существует ровно 20 разрешенных начальных ходов за белых (16 ходов пешками и 4 хода конем); король и один слон не могут поставить мат, как король с одним конем и так далее [1]. Выявление этих априорных истин о шахматах — не хухры-мухры. Доказательство того, что возможно, а что нет, в рамках правил шахмат — сложная задача. В ней могут быть допущены ошибки, которые потом тиражируются. Например, несколько лет назад компьютерная шахматная программа обнаружила гарантированный выигрыш посредством матовой сети, состоящей из более чем 200 ходов без взятия. Это опровергло давнюю «теорему» шахмат и вынудило изменить правила игры. Раньше 50 ходов без взятия любой из сторон означали ничью (пат), но поскольку эта длинная матовая сеть несомненна и ведет к выигрышу, неразумно сохранять правило пятидесяти ходов (до того, как компьютеры начали играть в шахматы, никто не представлял, что может существовать гарантированный выигрыш подобной длины). Все это может быть довольно интересным, да и многие высокоинтеллектуальные люди посвятили свои умы исследованию системы априорных истин шахмат.
Некоторые философские исследовательские проекты (или, говоря более литературно, проблематики) довольно похожи на выявление истин шахмат. Предполагается некий набор взаимно согласованных и редко пересматриваемых правил, а после выводятся, формулируются, обсуждаются, уточняются следствия этих правил. Пока все хорошо. Шахматы — это глубокий и важный человеческий артефакт, о котором написано много ценного. Но некоторые философские исследовательские проекты больше похожи на выявление истин «шмахмат». Шмахматы — это те же шахматы, но с той разницей, что король может ходить на два поля в любом направлении, а не на одно. Я только что их изобрел — хотя, без сомнения, другие глубоко их исследовали, чтобы понять, стоит ли в них играть. Вероятно, не стоит. Вероятно, шмахматы называют ещё и другими именами. Я не стал утруждать себя исследованием этих вопросов, потому что, хотя на них есть правдоподобные ответы, они просто не стоят моего времени и энергии, чтобы их обнаружить. По крайней мере, я так считаю. Априорных истин шмахмат ровно столько же, сколько и априорных истин шахмат (бесконечное множество). И обнаруживаются они с таким же трудом. Значит, если бы люди действительно занялись исследованием истин шмахмат, то они бы допускали ошибки, которые нужно было бы исправлять. Всё это открывает целую новую область априорного исследования — шмахматные истины высшего порядка, такие как:
- Доказательство Джонса (1989) о том, что p является истиной шмахмат, ошибочно: он упускает из виду следующую возможность…
- Утверждение Смита (2002) о том, что доказательство Джонса (1989) ошибочно, предполагает истинность леммы Брауна (1975), которая недавно была оспорена Гарфинклем (2002)…
Все это — не хухры-мухры. Фактически, в этой коллективной деятельности по выявлению шмахматных истин высшего порядка можно проявить значительную гениальность. Но тут же вспоминается афоризм Дональда Хебба: «Если дело не стоит того, чтобы его делать, то не стоит делать его хорошо».
Каждый из нас легко может припомнить продолжающийся спор в философии, участники которого остались бы без работы, если бы афоризм Хебба применялся безжалостно, но мы, без сомнения, расходимся во мнениях о том, какую именно «темку»* стоит прикрыть. Вероятно, в нашей обширной дисциплине нет такого исследования, которое какая-нибудь школа мысли не считала бы пустой тратой усилий — бисером, растраченным на взаимное перемывание косточек. Голосование за исключение темы из области философии не даст результатов, которым стоит следовать, а диктатура будет еще хуже, поэтому, я считаю, пусть расцветают тысяча цветов. Но просто помните: если вы позволите расцвести тысяче цветов, ожидайте, что 995 из них завянут. Предупреждение, которое я хочу вам дать, заключается в следующем: постарайтесь не возложить свои драгоценные годы профессионального становления на алтарь скоропортящейся исследовательской повестки. Философские веяния быстро вымирают, и, возможно, есть доля правды в правиле большого пальца: чем популярнее тема, тем скорее она выгорит.
Одна хорошая проверка, чтобы убедиться, что вы не просто исследуете шмахматные истины высшего порядка, — посмотреть, играют ли в эту игру люди помимо философов. Может ли кого-то вне академической философии заботить, правы ли вы насчет того, работает ли контрпример Джонса против принципа Смита? Другая подобная проверка — попытаться преподать этот материал непосвященным студентам-бакалаврам. Если они «не понимают», вам действительно стоит рассмотреть гипотезу, что вы следуете за самоподдерживающимся сообществом экспертов в искусственную ловушку.
Вот как работает эта ловушка. Философия в некоторой степени является неестественной деятельностью. Чем вы умнее, тем больше у вас вероятных сомнений и оговорок о том, понимаете ли вы философию, «делаете ли все правильно», есть ли у вас талант к этой дисциплине и стоит ли вообще ей заниматься. Способный и яркий студент Джонс испытывает естественную неуверенность, когда дело доходит до философии. Заинтригованный обсуждением профессора Брауна, Джонс пробует прыгнуть выше головы, написав работу на горячую тему H, которую профессор Браун оценивает на «5+». «У вас настоящий талант, Джонс», — говорит Браун. И Джонс только что обнаружил нечто, что может стать подходящим делом всей жизни. Джонс начинает вкладываться в изучение правил этой конкретной игры и яростно играть в нее с другими молодыми аспирантами. «Эй, мы в этом хороши!» — говорят они, подначивая друг друга. Сомнения в исходных предпосылках предприятия имеют тенденцию заглушаться или подавляться «ради возможности дискуссии». Следом, свою лепту вносит необходимость публиковаться.
Так что не рассчитывайте, что одобрение ваших сокурсников-аспирантов или любимых профессоров разрешит этот вопрос. У всех них есть корыстный интерес в том, чтобы предприятие продолжалось. Это то, что они умеют делать; то, в чем они хороши. Это проблема, конечно, существует и в других областях. Там вырваться из нее может быть еще сложнее. Экспериментаторы, которые осваивают методику и оборудуют дорогую лабораторию для ее применения, часто застревают, заполняя пустые клетки матриц данных, которые никого не интересуют, кроме них самих. Что им ещё предложите делать? Выбросить все это дорогое оборудование? Это может быть неприятной проблемой. Философам на деле проще и дешевле переквалифицироваться. В конце концов, наша «подготовка» обычно не является высокотехнологичной. В основном это вопрос ознакомления с различной литературой, изучения ходов, которые были испробованы и проверены. И вот ловушка, которой следует избегать, заключается в следующем: вы видите, что кто-то известный утвердил что-то несостоятельное или сомнительное в печати; умная, но ошибочная статья профессора Гуфмейкера — сидячая утка, идеальная мишень для эффектной дебютной публикации. Действуйте. Вы вступаете в бой вместе с дюжиной других, но теперь вы должны смотреть в оба, потому что к тому времени, когда вы все процитировали друг друга и ответили на ответы, вы становитесь экспертом по теме «Как справляться с ответами тех, кто справляется с ответами на незначительное преувеличение Гуфмейкра». И помните, что если бы Гуфмейкер не сделал свой тезис слегка более смелым, чем следовало, то он никогда бы не привлек столько внимания с самого начала; искушение быть провокационным не ограничивается аспирантами, которые ищут способ эффектно начать свою работу в выбранной области.
Конечно, некоторые люди вполне довольны тем, что находят приятную группу умных товарищей, с которыми можно разделить «радость открытия, удовольствие сотрудничества и удовлетворение от достижения согласия», как однажды выразился Джон Остин [2, p. 175], не беспокоясь о том, стоит ли совместная задача того. И если задачей занимается достаточно людей, то она в конечном итоге становится самостоятельным феноменом, достойным отдельного изучения. Как Бертон Дребен любил говорить аспирантам в Гарварде: «Философия — это мусор, но история мусора — это уже наука». Однако некоторый мусор важнее другого мусора, поэтому трудно решить, какой именно мусор достоин научного изучения. В другой лекции, опубликованной в той же книге, Остин подарил нам следующий язвительный шедевр: «Нередко среди слушателей лекции оказываются те, кто предпочитают, чтобы она имела значение. И, если таковые сейчас находятся здесь, то мы [те, кому интересна лекция сама по себе – прим. пер.] задолжали им набор заключительных выводов» («Ifs and cans», pp. 230–31)**.
Остин был блестящим философом, но большинство крайне перспективных философов, которые вращались вокруг него и, без сомнения, посмеиваясь над этим замечанием, исчезли бесследно. Их остроумные работы по философии обыденного языка были должным образом опубликованы, а затем полностью и заслуженно проигнорированы спустя несколько лет после публикации. Так случалось много раз.
Так что же вам делать? Проверки, которые я упомянул — посмотреть, могут ли люди извне философии или яркие студенты-бакалавры проникнуться интересом — являются лишь предупредительными сигналами, а не окончательным решением вопроса. Безусловно, были и будут пугающе запутанные и сложные философские темы, которые стоит исследовать, несмотря на то, что непосвященные остаются к ним равнодушными. Я, конечно, не хочу препятствовать исследованиям, которые бросают вызов фоновым предположениям о том, что интересно и важно. Напротив, лучшие и наиболее смелые ходы в философии почти всегда будут сначала встречаться с каменным недоверием или насмешками, но это не должно вас останавливать. Моя мысль лишь в том, что вам не следует самодовольно бросать всё и идти лишь в одном направлении просто потому, что нашлись великолепные попутчики, которые считают невозможным игнорировать то направление, которому вы отдаете все свои усилия. Не нужно исключать, что всё путешествие в конце концов может оказаться лишь самообманом, поскольку никто и не планировал куда-то добраться, не вернувшись в то место, с которого вы и так начали***.
Примечания:
1. Спустя пару дней после того, как я это написал, в шахматной колонке Boston Globe был опубликован особый случай, когда на самом деле возможно поставить мат одним конем. Но в общем случае это невозможно. Особый случай показан на прилагаемом рисунке:
2. Austin JL (1961) “A plea for excuses,” in his Philosophical papers. Oxford University Press, Oxford, pp. 175–204
Примечания переводчика:
* В оригинале Деннет пишет о надомной производстве, но я прибегаю к вольному переводу, чтобы отразить коннотативный нюанс выбранного слова.
** Я был вынужден снова прибегнуть к вольному переводу, чтобы передать мысль Остина. Наверняка, мне не удалось передать шутку, строящуюся на представлении о том, что философией подлинно интересуются не те люди, которым нужны точные выводы и буллет поинты в конце лекции (то есть люди, которым важно, чтобы слова всегда имели значение и никогда не бросались на ветер).
*** И вновь мне пришлось прибегнуть к очень творческому переводу, чтобы отразить смысл оригинальной игры слов. В оригинале Деннет использует метафору езды на фургоне и идиому «taking [each other] for a ride», которая буквально означает «катать [друг друга]», что в переносном смысле означает «обманывать [самих себя]». Сочетание идиомы с метафорой приводит к тому, что Деннет уличает философов в возможности коллективного самообмана. Оригинал: «My point is just that you should not settle complacently into a seat on the bandwagon just because you have found some brilliant fellow travelers who find your work on the issue as unignorable as you find theirs. You may all be taking each other for a ride».