В рубрике «Границы языка» фрагменты речи того, без кого название самой рубрики не возникло бы. О философии и природе философского исследования, о языке и решении проблем, а также другие мысли от самого эксцентричного мыслителя первой половины ХХ века, чьи идеи повлияли на становление аналитической философии, хотя сам Витгенштейн сохранял интерес к религии и метафизическим вопросам на протяжении всей жизни. Подготовил Алексей Соловьёв.
О цели своих произведений. Своим сочинением я не стремился избавить других от усилий мысли. Мне хотелось иного: побудить кого-нибудь, если это возможно, к самостоятельному мышлению.
О центральной философской проблеме. Не существует никакой центральной проблемы философии. Каждый должен заниматься своей собственной проблемой. Философия — это как попытка открыть сейф при помощи комбинации цифр: небольшой недобор в наборе цифр — и ничего не получится. Только когда все цифры на своих местах, дверь открывается.
О философии как творческом акте. Я полагаю, что мое отношение к философии суммарно можно выразить так: философию можно по сути лишь творить. Отсюда, мне кажется, можно заключить, в какой мере мое мышление принадлежит настоящему, будущему или прошлому. Ведь вместе с тем я признаю, что и сам не вполне способен на то, каким желал бы видеть дело философа.
О стратегии философского исследования. Я с самого начала намеревался объединить все эти мысли в одной книге, форма которой в разное время представлялась мне разной. Но мне казалось существенным, чтобы мысли в ней переходили от одного предмета к другому в естественной и непрерывной последовательности. После нескольких неудачных попыток увязать мои результаты в такую целостность я понял, что это мне никогда не удастся. Что лучшее из того, что я мог бы написать, все равно осталось бы лишь философскими заметками. Что, как только я пытался принудить мои мысли идти в одном направлении вопреки их естественной склонности, они вскоре оскудевали. И это было, безусловно, связано с природой самого исследования. Именно оно принуждает нас странствовать по обширному полю мысли, пересекая его вдоль и поперек в самых различных направлениях. Философские заметки в этой книге это как бы множество пейзажных набросков, созданных в ходе этих долгих и запутанных странствий.
Об отношении к упрёкам в адрес философии. Философию вновь и вновь упрекают в том, что она по сути не движется вперед, что те же самые философские проблемы, которые занимали еще греков, продолжают занимать и нас. Но те, кто это заявляют, не понимают, почему именно так и должно быть. Причина кроется в том, что наш язык остается тем же самым и вновь и вновь склоняет нас к постановке тех же самых вопросов. Коль скоро сохраняется глагол «быть», казалось бы, функционирующий подобно глаголам «есть» и «пить», коль скоро имеются прилагательные «идентичный», «истинный», «ложный», «возможный», до тех пор, пока мы говорим о потоке времени и протяженности пространства и т.д. и т.д.— люди всегда будут сталкиваться с одними и теми же загадочными трудностями и всматриваться во что-то, что, по-видимому, не может быть устранено никакими разъяснениями.
О неприязни к гегелевской диалектике. Гегель, как мне кажется, всегда хочет сказать, что вещи выглядят по-разному, тогда как на самом деле они одни и те же. В то время как мой интерес заключается в том, чтобы показывать, что вещи, которые выглядят как одинаковые, на самом деле различны. Я подумываю взять в качестве эпиграфа к своей книге слова короля Лира: «Я научу тебя различиям».
О непрочитанном Аристотеле. Я единственный профессор философии, который никогда ни слова не читал у Аристотеля
О природе языка. Язык для всех готовит сходные ловушки, огромную сеть ложных пешеходных дорог. И мы видим идущих одного за другим по этому лабиринту, наперед зная, что вот здесь человек свернет, здесь проследует прямо, не заметив ответвления пути и т. д. и т. д. Стало быть, я должен выставлять во всех местах, откуда дороги поворачивают в тупик, таблички, помогающие преодолевать опасные развилки.
О жизненных проблемах и их решении. Решение встающей перед тобой жизненной проблемы — в образе жизни, приводящем к тому, что проблематичное исчезает.
Проблематичность жизни означает, что твоя жизнь не соответствует форме жизни. Тогда ты должен изменить свою жизнь и приспособить ее к этой форме, тем самым исчезнет и проблематичное. А нет ли у нас такого чувства, что человек, не замечающий жизненных проблем, слеп к чему-то важному, даже очень важному? Не хочу ли я сказать: живущий лишь сиюминутно просто слеп, как крот; сумей же он прозреть,— он бы увидел проблему?
Или же следует сказать: правильно живущий человек воспринимает проблему не со скорбью, то есть непроблематично, а с радостью, как светлую атмосферу своей жизни, а не ее сомнительный фон… Именно новый образ мысли и утверждается так тяжело.
С утверждением же нового образа мысли старые проблемы исчезают; более того, становится трудным уловить, в чем же они состояли. Ибо они коренятся в способе выражения, а коль скоро в дело вовлечен новый способ выражения, то вместе с прежним облачением снимаются и старые проблемы
О важном осознании. Никто не может истинно заявить о себе самом, что он дерьмо. Ибо если я говорю сие, оно может быть в некотором смысле истинным, но сам я не могу проникнуться этой истиной: в противном случае я должен был бы сойти с ума или же измениться.
О фрейдовской теории толкования сновидений. Если что-то и есть во фрейдистской теории толкования сновидений, так это то, что она показывает, сколь усложненным способом человеческий дух создает образы фактов. Это настолько усложненный, нерегулярный способ отражения, что едва ли его назовешь отражением.
О чувстве юмора. Что происходит, если люди не обладают должным чувством юмора? Они неправильно реагируют друг на друга. Получается примерно такая картина: допустим, у каких-то людей существует обычай бросать мяч друг другу, поймав, перебрасывать его другому; некоторые же люди вместо этого кладут его в карман. А что получается, если кто-то совсем не умеет угадать вкус другого?
Об удивлении и амбивалентности. Весьма удивительно, что люди склонны думать о цивилизации — домах, улицах, транспорте и т. д.— как о чем-то удаляющем человека от его истоков, от высокого, вечного и т. д. В итоге вся эта цивилизованная среда, включая рощи и насаждения, представляется как бы упакованной в целлофан и отделенной от всего великого и, так сказать, от Бога. Это диковинная картина, усиленно навязывающая себя нам.
О сравнении философии и бизнеса. Я знаю, что мой метод правилен. Мой отец был бизнесмен, и я тоже бизнесмен: я хочу, чтобы моя философия походила на бизнес — что-то улаживала, приводила в порядок.
О Ленине и мавзолее. Ленинские сочинения по философии, конечно, абсурд, но он по крайней мере действительно хотел что-то сделать. Очень выразительное лицо, что-то монгольское в чертах. Не удивительно ли, что несмотря на свой профессиональный материализм, русские пошли на такие трудности, чтобы сохранить тело Ленина в вечности и посещать его могилу. Ты знаешь, я не слишком хорошего мнения о современной архитектуре, но эта могила в Кремле довольно хорошо построена.
О страхе сойти с ума. Психические заболевания всегда загадочны. Это то, чего я страшусь больше всего. Сойти с ума.
Последние слова Витгенштейна, сказанные другу. Друри, что бы ни стало с тобой, никогда не переставай думать
Автор текста: Людвиг Витгенштейн.
Составитель текста: Алексей Соловьев.
Материал составлен на основе:
Л. Витгенштейн. Философские исследования.
Л. Витгенштейн. Тайные дневники 1914—1916 гг.
Морис О’Кон Друри. Беседы с Витгенштейном.