Иван Белоногов перевёл статью, в которой Люк Колдуэлл рассказывает о том, как Дёлез и Гваттари критиковали психоанализ и преобразовывали Лакана, чтобы сформулировать собственную онтологию желающих машин.

В 1972 книга Жиля Делёза и Феликса Гваттари «Анти-Эдип» [1] произвела эффект разорвавшейся бомбы на французской интеллектуальной арене. Разворачивая всестороннюю полемическую атаку на основополагающие элементы ортодоксального психоанализа и марксизма, книга быстро стала бестселлером. Хотя основной мишенью книги был Фрейд, новаторские теории Жака Лакана не остались невредимыми. Из-за краткости их критики, многие интерпретировали отношение Делёза и Гваттари к Лакану как антагонизм и отторжение. Однако в этом случае игнорируются многие важные связи, которые они поддерживали с Лаканом и их настояние на том, что они фактически расширяют теории Лакана до необходимых выводов. Через анализ «Анти-Эдипа» в отношении к ядру лаканианских теорий, в этой статье будет исследовано, как Делёз и Гваттари преобразуют Лакана, добросовестно и еретично, чтобы поддержать их утопический проект.
В стиле, который Делёз и Гваттари бы поддержали, мы не начнём с 70-х — с истории — но с более современных событий, чтобы прояснить ставки, мотивирующие данное расследование. В осеннем выпуске журнала Criticism 2004 г. развернулись дебаты об отношениях между Делёзом и Лаканом [2]. Сосредоточенные вокруг двух обзоров неолаканистского подрывного исследования Славоя Жижека о Делёзе, «Органы без тел» [3], и ответа самого автора, краткие дебаты по иронии судьбы кружились вокруг во многом отсутствующего означающего — можно даже сказать фаллосоподобного «органа без тела», что установило или разрушило связи между делёзианским и лакановским проектами. Этим выведенным за скобки термином был [Гваттари], человек, который сорвал Делёза с «хорошей» лакановской траектории, или человек, который помог ему её реализовать. В «Органах без тел» Жижек полемически занял прежнюю позицию: говоря, что Делёз был инфицирован сотрудничеством с Гваттари — «гваттаризирован» [«Guattarized»] в терминах Жижека — и что Делёз обратился к нему за помощью только потому, что он зашёл в философский тупик и искал «лёгкого выхода» [4]. Жижек прочитывает в корпусе Делёза две разные онтологии, одна из которых задействована в его сольных работах, другая — в работах в сотрудничестве с Гваттари. Первая — собственно лакановская позиция — представляет событие как эффект примордиальной причины, или, скорее, как «вторжение [лакановского] Реального в область причинности» [5]. Вторая — философски заражённая позиция — подтверждает событие как непрерывный виртуальный процесс производства, создающий прерывистые структуры актуального [6]. Жижек видит Делёза балансирующим между этими двумя позициями в своей последней книге, написанной до встречи с Гваттари, в «Логике смысла» [7], но публикация «Анти-Эдипа» знаменует собой решительный отход от прежней позиции в пользу более поздней — поворот, который, по мнению Жижека, во многом был спровоцирован радикальной политикой Гваттари. Таким образом, в глазах Жижека «Анти-Эдип» означает критический поворот прочь от Лакана и заслуживает того, чтобы его отвергли как «возможно, худшую книгу Делёза» [8].
Смит в своем обзоре на текст Жижека бросает вызов этой точке зрения, задаваясь вопросом о том, были ли сближение Делёза с Гваттари и «Анти-Эдип» действительным отходом от Лакана. Ссылаясь на интервью, которое Делёз дал незадолго до своей смерти, Смит утверждает, что Лакан на самом деле видел в трансгрессиях «Анти-Эдипа» продолжение своей работы. В интервью Делёз рассказывает, что был приглашён Лаканом через несколько месяцев после публикации «Анти-Эдипа». На их встрече Лакан отрёкся от всех своих учеников (за исключением одного), называя их «никчёмными» и затем сказал Делёзу: «Мне нужен кто-то вроде тебя» [9]. Биограф Лакана Элизабет Рудинеско рассказывает ту же историю, но усложняет проблемное поле: утверждая, что в то же самое время, когда Лакан хвалил Делёза, он также «ворчал о нём Марии Антониетте Макчокки: [Лакан] был убежден, что “Анти-Эдип” был основан на его семинарах, которые, по его словам, уже содержали идею “машины желаний”» [10]. Из этих историй мы видим, что сам Лакан видел чёткую связь между своим проектом и проектом Делёза и Гваттари.
В нескольких интервью после публикации «Анти-Эдипа» Делёз и Гваттари подтвердили свою веру в то, что считают себя верными лакановскому проекту, и что они оба «многим обязаны Лакану» [11]. Однако это не помешало им трансформировать некоторые проблемные понятия, которые они считали препятствиями на пути развития истинно материалистической психиатрии. Как выразился Делёз:
«Но я говорил себе, что было бы ещё лучше, если бы удалось найти адекватные концепты, вместо того, чтобы использовать понятия, созданные даже не Лаканом, а той ортодоксией, которая возникала вокруг него. А Лакан говорил: мне не помогают. Это была помощь шизофреника. И мы тем более обязаны Лакану тем, что отказались от таких понятий, как структура, символическое или означающее, которые никуда не годятся и к которым сам Лакан постоянно возвращался, чтобы показать их оборотную сторону [12]».
В то время как Делёз немного шутит — такая трансформация Лакана могла бы, кажется, оставить его в некоторой степени ампутированным — это интервью иллюстрирует сложные отношения, которые Делёз и Гваттари поддерживали с психоанализом в целом. Хотя «Анти-Эдип» был полемической атакой на ключевые психоаналитические теории, он был скорее внутренним пересмотром, чем отказом, интенцией перейти от психоанализа к тому, что они называют «шизоанализом». Потому Делёз и Гваттари придерживаются многих ключевых аналитических концепций, таких как бессознательное и репрессии, трансформируя их для поддержания своей революционной и утопической парадигмы [13].
Чтобы понять преобразующий потенциал «Анти-Эдипа», нужно отложить призыв Жижека отвергнуть Гваттари во имя спасения лаканианства Делёза и вместо этого задействовать множественные становления, которые были произведены путём введения в уравнение Гваттари. Гваттари был, в конце концов, обученный и практикующий психоаналитик, учившийся у Лакана на протяжении многих лет. И хотя позиция Делёза и Гваттари по отношению к Лакану вылилась в хождение по тонкой грани между верностью и предательством, Делёз, Гваттари и Лакан все вышли из проекта трансформированными.
Заставляя Машины Желать: Лекарство — это просто Маленькая Шизофрения
Дикая книга: режим аргументации «Анти-Эдипа» носит эллиптический характер и во многих местах напоминает попадание в шизоидный дивертисмент. Основные отстаиваемые книгой позиции, однако, легко выделить, и есть несколько тематических элементов, которые сохраняются на всём её протяжении. Основные концепты, к которым она обращается и трансформирует — это психоаналитическая конструкция бессознательного желания, роль символического/культуры в формировании субъективности и Эдипов комплекс.
Делёз и Гваттари самым прямым образом обращаются к Лакану в своей переформулировке желания как формы продуктивности, нежели проявления нехватки — ключевой элемент жижековой критики. Для Лакана субъективность пронизана нехваткой, а желание направлено на восстановление завершённости, которой невозможно достичь [14]. По мере того, как субъект постепенно проходит через «стадию зеркала» (Воображаемое) и Эдипов комплекс (Символическое) в культуру, он становится все более фрагментированным и оторванным от Реального — бесформенной бездны изначального небытия. Это не означает, что этот субъект противопоставляется более глубокому, более подлинному Я, но скорее вся концепция внутренней, персонализированной субъективности для Лакана, полностью ошибочна. Всё, чем мы являемся или становимся, структурировано через интериоризацию неполных символов и фрагментированных желаний, присутствующих в речи и действиях окружающих ребенка людей, особенно матери [15]. Как говорит ученик Лакана Жак-Ален Миллер, Лакан «взял бессознательное не как вместилище, а как нечто экз-зистирущее — во вне самого себя — что связано с субъектом, который есть нехватка бытия» [i][16]. Бессознательное желание вызвано этой «нехваткой бытия» в Другом/себе и направлено на достижение абсолютного признания в его невозможном завершении в глазах Матери/Другого {(m)Other}. Однако каждая формулировка этой потребности фрагментирована требованием признания, а избыточное желание, ускользающее от символического, бесконечно откладывается по цепочке означающих, которые постоянно уклоняются от любого определенного значения [17]. Формулировка Лакана заключалась в том, что «желание есть желание Другого» [18] и он стал символизировать это как «objet petit a» — «объект, который никогда не может быть достигнут, который на самом деле является ПРИЧИНОЙ желания, а не к которому желание стремится» [19]. Как сила за пределами Символического и Воображаемого, «objet petit a» — это остаток Реального, который сопротивляется завершению [20].
В то время как Делёз и Гваттари поддерживают лакановскую децентрализацию картезианского субъекта, они находят определённые элементы этой формулировки желания реактивными с ницшеанской перспективы [21]. Определяя желание с точки зрения утерянных объектов, Лакан — и психоанализ в целом — превращает желание в «идеалистическую (диалектическую, нигилистическую) концепцию» [22]. Вместо того, чтобы оставаться в пределах этой пессимистической формулировки, Делёз и Гваттари рассматривают идею Лакана об «объекте а» как средство, с помощью которого можно изменить эту ситуацию, сделав желание инструментом освобождения, а не обиды (ресентимента) [23]. В заметке в «Анти-Эдипе», они утверждают:
«Восхитительная теория желания Лакана обладает, как нам кажется, двумя полюсами: один соотносится с «objet petit a» как желающей машиной, которая определяет желание через реальное производство, выходящее за пределы любой идеи потребности или же фантазма; другой же соотносится с «большим Другим» как означающим, которое снова вводит определенную идею нехватки [24]».
В первых главах «Анти-Эдипа» Делёз и Гваттари радикализируют первый и возводят его до онтологического принципа и тем самым низвергают последний.
Отказываясь от лакановского языка «субъекта» и сворачивая его онтологию Воображаемого, Символического и Реального, Делёз и Гваттари утверждают, что всё Реально и всё — машина [25]. Освобождая «objet petit a» от подчинения нехватке, они превращают концепцию Лакана в изначальный источник энергии, который трансформирует и трансформируется в зависимости от его способа организации. Делёз и Гваттари называют эту энергию hylè — чистое непрерывное изменение или поток материи — и определяют машину как «систему срезов или разрывов» в этом потоке [26]. В первых строках «Анти-Эдипа» они утверждают:
«Повсюду — машины, и вовсе не метафорически: машины машин, с их стыковками, соединениями. Одна машина-орган подключена к другой машине-источнику: одна испускает поток, другая его срезает [27]».
Благодаря соединению одной машины с другой желание производит реальность. Этот не должно, однако, наводить на мысль, что они впадают в наивный реализм конкретных идентичностей. Скорее, поскольку все машины состоят из других машин, которые состоят из других машин… до бесконечности, никогда нет целого, которое окончательно унифицировало бы объект. Идентичности только «производятся как остаток рядом с машиной, как придаток или же дополнительная деталь машины» и субъекты, следуя Лакану, «не в центре… они на краю, у них нет постоянной идентичности, они всегда децентрированы, будучи выведенными из состояний, через которые они проходят» [ii][28].
Этот внутренний поворот и радикализация лакановской теории желания образует один из очагов критики, из которого исходит большая часть остального «Анти-Эдипа». Если реальность возникает из исторически случайных формаций желания, Воображаемое и Символическое являются не измерениями, что скрывают желание, но скорее его вторичными проявлениями {манифестациями} [29]. Это позволяет Делёзу и Гваттари свернуть разницу между либидинальной экономикой и политической экономией — последняя является просто более сложной машиной, которая возникает из первой и оказывает обратное влияние, формируя потоки желаний определённым образом [30]. В то время как организация необходима для функционирования производительной способности желания — не связанная энергия возвращается к «Телу без Органов» и становится непродуктивной и «бесплодной» — кодификация, что является слишком жёсткой, также предотвращает распространение желания: «тело страдает… что у него нет другой организации… Желающие машины работают только в сломанном состоянии, постоянно ломаясь» [31]. Этот движение между дезорганизацией и организацией — или, как Делёз и Гваттари называют это, детерриториализацией и ретерриториализацией — есть то, что обозначается как желающее-производство [32].
В качестве модели этого коннективного/дизъюнктивного процесса непрерывной трансформации, Делёз и Гваттари обращают шизофреника против устойчивости психики и разрабатывают форму шизоанализа, чтобы революционизировать психоанализ. В то время как фрейдистский анализ направлен на лечение психотиков [iii], помогая им признать и контролировать свои бессознательные желания во имя обеспечения стабильной субъективности, шизоанализ стремится освободить процесс производства желаний от социальных ограничения. С этой целью, Делёз и Гваттари воспевают шизофренический процесс как силу, прорывающуюся сквозь жёсткую кодификацию социального поля и сопротивляющееся тому, чтобы быть пойманной в какую-либо единичную идентичность. Вместо помощи людям, они видят в психоанализе продолжение репрессивного общества, которое вводит нехватку в желание, тем самым удерживая его в подчинении абстрагированному полному объекту:
«Нехватка выстраивается, организуется в социальном производстве… Желание ни в чем не испытывает нехватки, ему не испытать нехватки в своем объекте. Скорее именно субъект не достигает желания или же в желании отсутствует постоянный субъект: постоянный субъект бывает лишь благодаря подавлению…
Нам скажут, что шизик больше не может говорить «я» и что ему нужно вернуть эту священную функцию высказывания. И именно это он весьма точно выражает, говоря: меня пытаются снова запачкать [33]».
Один из самых жестких способов, которыми психоанализ выполняет эту функцию, — это насильное введение шизофреника в Эдипов комплекс. Чтобы избежать ловушки Эдипа, Делёз и Гваттари историзируют психоанализ, разоблачая его как анахроничную и репрессивную идеологию. Исторически глядя на то, как различные режимы социальной организации («социальные машины») специфическим образом кодируют желания, Делёз и Гваттари исследуют то, что они называют «дикой территориальной машиной», «варварской машиной», «деспотической машиной» и «цивилизованной капиталистической машиной» [34]. Территориальная машина, утверждают они, жёстко кодирует желания, но распределяет власть поровну по всей популяции. А деспотическая машина, с другой стороны, это режим кодирования, где общество иерархически построено в подчинении трансцендентному означающему. Под «именем-деспота» патриархальное господство воспроизводится на всех уровнях социальной организации, особенно в семья. Капиталистическая машина, в отличие от других, построена на режиме дешифровки, в котором материальные потоки производства и потребления постоянно трансформируются [35]. В то время как Делёз и Гваттари видят декодирующую власть капитала как силу, способную высвободить творческий потенциал шизофренического процесса, она всегда идёт рука об руку с силой перекодирования, направленной на поддержание расслоения общества и консолидации власти. Таким образом, освобождающая сила декодирования действует как режим репрессий, позволяя людям, находящимся у власти, преобразовывать рабочую силу в прибавочную стоимость более эффективно [36].
Один из способов, которым капитализм отчаянно избегает растворения власти, — дифференциация, поддерживающая социальную иерархию за счёт укрепления патриархальной семьи. Хотя детерриториализирующая сила капитализма настолько сильна, что даже организация семьи не защищена от её тисков, психоанализ, вооруженный Эдиповым комплексом, служит важным вектором, через который желание, ускользающее от семьи, подавляется [37]. Вместо того, чтобы описывать некое подавленное состояние, Эдипов комплекс действительно действует как детерриториализирующая сила, которая освобождает желание только для того, чтобы заново вписать его как нехватку в строгих пределах семьи. В качестве возвращения к деспотической машине, психоаналитик подталкивает анализируемого отказаться от своего шизофренического желания и усвоить тоталитарное отцовское означающее и его закон [38]. Вместо того, чтобы возлагать вину на силы, которые поддерживают условия, подавляющие желание, психоанализ обеспечивает эти репрессивные условия путем «социализации» тех, кто обладает способностью вырваться из их цепей. Идеологическое заблуждение психоанализа заключается в его неспособности признать, что Эдип, а не отец, является агентом кастрация и что лекарство в действительности болезнь; как пишут Делёз и Гваттари, «Кастрация как состояние, поддающееся анализу… — это эффект кастрации как психоаналитического акта» [39].
Хотя эта критика напрямую подразумевает фрейдистский анализ как форму идеологии, Делёз и Гваттари считали, что Лакан действительно движется в этом направлении, и по сути [он] проложил путь к уничтожению Эдипа. Сделав Эдипову структура символической, и организовав эту структуру вокруг отсутствующего фаллического означающего, Лакан показал, что «Эдип воображаемый, не что иное, как образ, миф» и что «эти образы созданы эдипалистической структурой» (капитализм), который «воспроизводит элемент кастрации» [40]. Лакан таким образом проливает свет на то, что весь Эдипов карточный домик был основан на «Великом деспотическом означающем, действующий как архаизм» и привёл психоанализ «к точке его самокритики» [41]. Это позволило «Анти-Эдипу» склонить чашу весов и раскрыть «обратную сторону» репрезентации и структуры «как положительный принцип несогласованности, которая его растворяет» [42].
С развалившемся домом и построенным новым миром, мы находим уже не Эдипа, но шизофреника, лежащего в основе нашего желания, а бессознательное видится уже не как театр, но как фабрика, мобилизованная на постоянное преобразование и социальную революцию. Вместо того, чтобы отвергать идеи Лакана, как утверждает Жижек, Делёз и Гваттари радикализируют его в попытке опрокинуть идеологический аппарат капитализма и освободить желание от реактивности. Будет ли успешен их проект, зависит не от абстрактных принципов онтологии, а, скорее, от способов, которыми люди могут его использовать. Как говорит Гваттари: «Мы строгие функционалисты. Нас интересует, как что-то работает» [43]. То, что мы находим в «Анти-Эдипе», является примером и вдохновением для того, как революция может работать, если мы выйдем за пределы самих себя и охватим творческий и разрушительный потенциал желания бегая по миру, частью которого мы являемся. Давайте попробуем, incipit шизофрения!
Люк Колдуэлл — старший преподаватель Вашингтонского университета, изучает сравнительную историю идей.
Примечания автора:
[1] Gilles Deleuze and Félix Guattari, Anti-Oedipus (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1983). [2] Daniel W. Smith, “The Inverse Side of the Structure: Žižek on Deleuze on Lacan”, Criticism 4 6, no. 4 (2004): 635–650; Eleanor Kaufman, “Betraying Well”, Criticism 46, no. 4 (2004): 651–659; Slavoj Žižek, “Notes on a Debate ‘From Within the People’”, Criticism 46, no. 4 (2004): 661–666. [3] Slavoj Žižek, Organs without bodies: Deleuze and consequences (New York: Routledge, 2004). [4] Там же, 20–21. [5] Smith, 638. [6] Žižek, Organs without bodies, 21. [7] Gilles Deleuze, The logic of sense, European perspectives (New York: Columbia University Press, 1990). [8] Žižek, Organs without bodies, 21. [9] Цитируется в: Smith, 635–636. [10] Elisabeth Roudinesco, Jacques Lacan, European perspectives (New York: Columbia University Press, 1997), 348. [11] Gilles Deleuze, Negotiations, 1972–1990, European perspectives (New York: Columbia University Press, 1995), 13. В русском переводе — 25. [12] Там же, 13–14. В русском переводе — 26. [13] Ian Buchanan, Deleuze and Guattari’s Anti-Oedipus: a reader’s guide, Continuum reader’s guides (London: Continuum, 2008), 65. [14] Kaja Silverman, The subject of semiotics (New York: Oxford University Press, 1983), 151–153. [15] Там же, 157–166. [16] Jacques-Alain Miller, “An Introduction to Seminars I and II”, in Reading seminars I and II: Lacan’s return to Freud : seminar I, Freud’s papers on technique, seminar II, The ego in Freud’s theory and in the technique of psychoanalysis, SUNY series in psychoanalysis and culture, eds. Richard Feldstein, Bruce Fink, and Maire Jaanus (Albany: State University of New York Press, 1996), 11. [17] Dylan Evans, An introductory dictionary of Lacanian psychoanalysis (London: Routledge, 1996), 37–39. [18] Jacques Lacan, The seminar book XI: four fundamental concepts of psycho-analysis, The International psychoanalytical library, no. 106 (London: Hogarth Press, 1977), 235. Семинар проводился в 1964 году. [19] Evans, 128. [20] Bruce Fink, The Lacanian subject: between language and jouissance (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1995), 90–91. [21] Ronald Bogue, Deleuze and Guattari (London: Routledge, 1989), 89. [22] Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, 25. [23] Для предварительной разработки этой позиции, см.: Félix Guattari and Stéphane Nadaud, The anti-Oedipus papers, Semiotext(e) foreign agents series (New York: Semiotext(e), 2006), 128–132, 152–157. Хорошее обсуждение этой позиции также см.: Félix Guattari, Sylvère Lotringer, and Francois Dosse, Chaosophy: texts and interviews 1972–1977 (Los Angeles: Semiotext(e), 2009), 75–84. [24] Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, 27. В русском переводе — 50, примечание 1. [25] Там же, 1–2 [26] Там же, 36. [27] Там же, 1. [28] Там же, 20. В русском переводе — 40. [29] Там же, 26. [30] Там же, 345: «Либидинальная экономика не менее объективна, чем политическая экономия, а политическая — не менее субъективна, чем либидинальная, хотя они соответствуют двум режимам различных вложений, та же реальность, что и социальная реальность». См. также: Eugene W. Holland, Deleuze and Guattari’s Anti-Oedipus: introduction to schizoanalysis (London: Routledge, 1999), 24. [31] Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, 8, курсив мой. В русском переводе — 22. [32] Adrian Parr, The Deleuze dictionary (Edinburgh: Edinburgh University Press, 2005), 65–69. [33] Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, 28, 26, 23. В русском переводе — 51, 49, 45. [34] Там же, 184–262. [35] 5 Eugene W. Holland, “Schizoanalysis: the postmodern contextualization of psychoanalysis”, Deleuze and Guattari critical assessments of leading philosophers. Volume 2, Guattari, ed. Gary Genosko (London: Routledge, 2001), 761–762. [36] Там же, 762–763. [37] Там же, 765. [38] Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, 51–55. [39] Там же, 66–67. [40] Там же, 310. В своих Écrits Лакан пишет: «Эдипово шоу не может длиться бесконечно в формах общества, которые все больше теряют чувство трагедии», Jacques Lacan, Écrits: the first complete edition in English (New York: W.W. Norton & Co., 2006), 668. See also Guattari’s commentary on this and other similar passages in The anti-Oedipus papers, 123–127. См. также комментарий Гваттари к этому и другим подобным отрывкам: The anti-Oedipus papers, 123–127. [41] Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, 310. [42] Там же, 311. [43] Guattari in Deleuze, Negotiations, 21.Примечания редактора:
[i] В оригинале «lack of being» — игра смыслов между «нехваткой бытия» и «существом нехватки». [ii] В оригинальном тексте используется множественное число, тогда как в русском переводе «Анти-Эдипа» — единственное. Здесь перевод изменён, чтобы соответствовать оригинальному тексту. [iii] Здесь автор, вероятно, допускает ошибку, поскольку фрейдистский анализ направлен на лечение невротиков, а не психотиков.