Алексей Кардаш совместно с Иваном Кудряшовым разбираются с тем, что удалось и не удалось книге Брикмона и Сокала.
[Брикмон и Сокал] не читали того, что следовало бы почитать, чтобы оценить эти сложности. Несомненно, они были на это неспособны. В любом случае, они этого не сделали. — Жак Деррида
В русскоязычной интеллектуальной среде широко распространён миф об учёных Жане Брикмоне и Алане Сокале, которые переиграли и уничтожили французских философов-постмодернистов. И если о чём-то это и говорит, так в первую очередь о том, что, несмотря на небольшой объём «Интеллектуальных уловок», саму книгу читали немногие.
Когда в дискуссии между симпатизантом и критиком постмодернистов второй отсылается к Брикмону и Сокалу, то это почти наверняка приводит к фатальному провалу в коммуникации. Ведь вместо реальной аргументации первый получает ссылку на смутных гуру, которым предлагается поверить из–за некоторой степени личной соотнесенности с наукой. В итоге между сторонами возникает пропасть, ведь тех, кто интересуется постмодернизмом, никак не может удовлетворить апелляция к сомнительному авторитету Брикмона и Сокала. Что иронично: нередко критик этой апелляцией пытается доказать, что сами постмодернисты являются авторитетами, к которым бездумно апеллируют, ведь это декларируется авторами «Уловок».
Сей текст — подвесной мост над этой пропастью. Наша задача — развеять миф «Интеллектуальных уловок». Для этого мы будем разбирать способ аргументации и фиксировать проблемы книги. Стараясь двигаться от общих недостатков к частным, мы проясним реальный статус работы Брикмона и Сокала. Ближе к концу очертим ответы на некоторые проблематичные вопросы, корректным ответом на которые не могут быть «Уловки».
Честные учёные?
В самом общем рассмотрении работа Сокала и Брикмона сразу же попадает в ловушку double bind. Если вы хотите ее воспринимать всерьез, а не просто как фрагмент мифа «ученые опровергли постмодернизм», то стоит начать с анализа позиции авторов, а точнее с расхождения заявленной и реальной позиции.
Декларируемая позиция авторов — «мы ученые, и нас интересует непредвзятый взгляд на современных философов». В каком-то смысле у Сокала это однажды получилось: в его известной мистификации он строго придерживался рамок академических конвенций, демонстрируя некомпетентность редакторов гуманитарных журналов. Правда, он вряд ли смог оценить иронию ситуации: высмеивая идеологичность редакторов, он лишь подкармливал стереотипы тех, кто недолюбливает гуманитариев, не вникая в подробности. Поэтому, когда история повторилась еще дважды: в деле Богдановых и в недавней мистификации «Исследование обид», то немногие захотели признать, что проблема — сами научные журналы, которые производят суррогат той науки, что находится в их названии.
И, кстати, с мистификацией Сокала не всё так просто. Журнал, куда он отправил текст, был не философский, а типичный американский cultural studies, что меняет контекст разоблачения. Это иная академическая дисциплина, которая находится под большим влиянием философских течений (в т.ч. постмодернистских теорий), но в ней меньшее внимание уделяется философской аргументации. У журналов по cultural studies обычно другая редакционная политика, направленная скорее на то, чтобы дать всем голосам прозвучать (даже если авторская тема непонятна, но кажется интересной).
Проблемы с позицией «честных ученых» возникают очень скоро — уже в предисловии. Авторы внезапно признаются, что они не специалисты в этой области и вообще понимают немного. Немая сцена. В настоящей науке высказывать своё мнение публично и от лица науки (авторы подчеркивают, что они — математик и физик) принято только если вы уже признаны сообществом и прошли какие-то стандартные шаги (магистратура, диссертация, переподготовка и т.д.). Поэтому математик, занятый статистикой и комбинаторикой, откажется комментировать статью по теории вещественных чисел. А видимо с философией так можно? Я — не специалист, но могу посмотреть и дать совет? С тестом на интеллектуальную честность Сокал и Брикмон не справились: не войти в дискурс — значит не понять, и это проблема понимающего, а не дискурса.
Последующий текст удивляет своей фрагментарностью: никакой системности и единого подхода «ученые» не демонстрируют. Работа пестрит чужими цитатами, которые часто не анализируются на предмет аргументации, а просто снабжаются едкими комментариями о том, что в тексте есть резкие переходы (например, от математики к политике) или (о ужас) неоднозначное толкование термина.
Ближе к концу текст «Интеллектуальных уловок» превращается в одно сплошное подмигивание правильному читателю: мол, смотри какая глупость, мы даже комментарий писать не будем, тут всё очевидно. Но очевидно только то, что «очевидно» — это тоже уловка. Как и бездоказательные утверждения (их в тексте чудовищно много) в стиле «В этом параграфе несколько обрывков осмысленных фраз, которые вставлены в совершенно лишенные смысла рассуждения». Без аргументов это выглядит как суждение вкуса. Видимо, в момент сомнения (точно ли это бессмыслица?) читатель должен снова прочесть в начале книги, что это пишут математик и физик, после чего повиниться и поверить на слово. Нужно сказать, что этот душок тоталитаризма у Сокала и Брикмона оказался не обманчив. Текст не выдерживает критики как подлинно академическая работа.
Стоит отметить, что в русском и французском вариантах название этой книги содержит «уловки/жульничество», в английском же варианте текст носит более точное название, хотя и крайне разоблачающее — Fashionable Nonsense. Postmodern Intellectuals’ Abuse of Science. Абьюз науки — допустимая претензия, хоть и слабая, а вот о «модной бессмыслице» можно только брюзжать.
Если фиксировать общий пафос работы, то авторы стремятся скорее убедить читателя, прибегая к уловкам и риторике, а не что-то доказать или обосновать.
Это критика французских философов-постмодернистов?
Почти все разбираемые в книге персоналии — французы, хотя не все — философы. Особенно бросается в глаза совершенно неравновесный выбор мыслителей: среди них есть те, кто относится к «третьему эшелону» постструктуралистов и те, кто не очень репрезентативен для французской философии ХХ-го века. Всего критикуется восемь мыслителей: Жак Лакан, Юлия Кристева, Бруно Латур, Люс Иригарей, Жан Бодрийяр, Поль Вирильо, Жиль Делёз и Феликс Гваттари.
Разберемся подробней, кто есть кто. Жак Лакан — психоаналитик, повлиявший на континентальную философию. Философом себя не считал и мы склонны с этим согласиться. Довод достаточно простой: область интереса структурного психоанализа отлична от области философского и научного исследования (также различны и методы, цели, стандарты успешного изыскания, форму убеждения и доказательства). Естественно, пересечения с философией есть, но Лакан не претендовал на разработку фундаментальных философских проблем. Так и Бруно Латур — социолог, хоть и сильно повлиявший на философию. Пожалуй, только позднего Латура (сильно позже написания «Уловок») можно назвать эко-философом. То есть оба мыслителя выбраны скорее по критерию влияния на постмодернистскую философию, а не непосредственной принадлежности к ней. В целом близок к ним по статусу и Феликс Гваттари, который оказался связан с философией (а не например, антипсихиатрией) только благодаря паре совместных работ с Делёзом.
Далеко не каждый интересующийся постструктуралистской мыслью вспомнит о том, кто такие Люс Иригарей и Поль Вирильо. А ведь именно этим двум не особо влиятельным (в сравнении, например с Делёзом или Бодрийяром) теоретикам посвящены отдельные главы в «Уловках». Иригарей занималась феминистской теорией и в 90-х имела популярность в этой сфере. Что любопытно, у неё есть несколько научных степеней: магистра психологии, специалиста психопатологии и доктора лингвистики. Вероятно, именно этот факт мог привлечь внимание разоблачителей. Поль Вирильо занимался довольно неопределенными исследованиями в области медиа, дизайна и эстетики. Проще говоря, по современным меркам оба занимались скорее не философией, а некими «studies».
Кристева, Бодрийяр и Делёз — похоже, что это единственные люди, которые здесь однозначно подпадают под ярлык значимых французских философов, ассоциированных с постмодернизмом и постструктурализмом. Хотя, справедливости ради, это также не то что бы равновесные фигуры. Юлия Кристева — представительница следующего за Бодрийяром и Делёзом поколения. Бодрийяр, вроде и релевантный выбор для разбора, но в то же время он в большей степени повлиял именно на американский постмодернизм, исследования культуры и медиа (и не был так популярен у французов как Делёз). Пожалуй, только фигура Делёза не вызывает вопросов.
Резюмируем. Для критики философии постмодернизма Брикмон и Сокал выбирают восемь, как предполагается, типовых представителей. Из них только троих (Делёз, Бодрийяр, Кристева) можно более менее однозначно причислить к значимым философам-постструктуралистам. Двое (Вирильо и Иригарей) выбраны, по-видимости, просто так, для количества (можно лишь строить догадки, что на этот выбор могло повлиять то, что Бодрийяр хвалил Вирильо, а у Иригарей есть научные степени). Трое (Лакан, Латур, Гваттари) скорее имели влияние на философов, а не были ими. Поэтому точно понять какое направление критикуется — настоящая загадка, которая не решается бездумным навешиванием ярлыка «постструктуралист» или «постмодернист».
В лучшем случае Брикмон и Сокал критикуют мыслителей разных жанров, которые испытали влияние постмодернизма и постструктурализма. Если воспринимать заявку на критику философов-постмодернистов всерьёз, то возникает закономерный вопрос о том, почему аж 5 из 8 критикуемых — это скорее мискаст? Почему бы не заменить их Фуко, Бартом, Альтюссером, подробным разбором Лиотара, Лефевра, Джеймисона? Не говоря уже о множестве философов «третьего эшелона», которые более известны, чем Вирильо и Иригарей.
Сильнее всего в глаза бросается именно отсутствие Фуко и Деррида, у которых в 70-80-е были лекционные турне по Америке. Насчёт Деррида авторы «Уловок» оговариваются в начале книги, мол, нашли у него цитату в пользу ценности науки (и это крайне забавно, ведь легко у него найти цитаты о слабости науки; как говорится, если хотите разозлить фонолога, то дайте ему почитать «Голос и феномен»). Что интересно, комментируя выход «Уловок» сам Деррида указал, что изначально он явно был одной из целей разоблачителей, но по итогу что-то не срослось. В отличии от того же Сёрла, Брикмон и Сокал просто не осилили.
Если настолько влиятельные постструктуралисты, как Деррида и Фуко, оказываются вне их критики, то это весомый повод задуматься о том, что не всё так плохо с этим направлением. Если что, это мыслители того же уровня влияния, как и Делёз. К слову, в позднем интервью Брикмон напрямую выделял Фуко и Бурдьё как приемлемых постмодернистов.
Зафиксируем. Подбор критикуемых мыслителей совершенно нерепрезентативный относительно заявленных целей. Структурный психоанализ Лакана — это отделённая от философии вещь, а акторно-сетевая теория Латура — междисциплинарное начинание, которое касается не только философии. По итогу не совсем понятно, что мешало Брикмомну и Сокалу выбрать для разбора, например, следующий состав: Делёз, Деррида, Фуко, Бодрийяр, Джеймисон, Бурдьё, Лакан, Латур. В таком контексте, пожалуй, меньше вопросов вызывало бы и включение двух последних.
Ответ в действительности известен — у них не было задачи объективной критики. Не стремясь быть нейтральными, Сокал и Брикмон заранее отбрасывают все позитивные примеры и тех, кого попросту не удалось раскритиковать. Если это не черри-пикинг, то что тогда?
Что именно они критикуют?
Человек, не читавший «Интеллектуальных уловок», вероятно представляет себе подробный разбор ошибок философов, которые решили вставить свои пять копеек в темы математики и физики. В действительности всё более прозаично. Небольшой объём книги (с дополнительными материалами тянущий на ~250 страниц) и главы по 20 страниц должны немного намекать.
Брикмон и Сокал не разбирают творчество критикуемых в целом или хотя бы по основным трудам. Нет даже попытки выделить ключевые идеи авторов, на это они не способны (что и признали во введении). Хотя у многих более внимательных комментаторов подобное получилось. Они произвольно выбирают отрывки из текстов и комментируют их. В одном из поздних интервью Брикмон даже напрямую признал, что на момент написания «Уловок» Бодрийяра они вообще особо не читали. Подход «не читал, но осуждаю» также может быть причиной странного выбора персоналий для разбора. Раз уж Деррида выделяется как «уважающий науку постмодернист», то можно зачесть и его реплику о том, что Сокал и Брикмон просто не читали работ, необходимых для включения в постструктуралистскую проблематику.
Следующий важный момент: авторы не критикуют философское содержание работ, они критикуют их стиль, а в частности обращение с научной терминологией. Например, в случае Лакана они напрямую пишут, что не будут касаться его психоаналитических теорий, а просто прокомментируют несколько моментов с упоминанием математической терминологии.
Надо чётко осознавать, что «Уловки» — это в лучшем случае литературная критика от учёных, которым не нравится, что некоторые научные понятия неправильно используются не-учёными. В худшем случае — это достаточно ангажированный нон-фикшн. Содержательной критика здесь может быть только в ситуации, если аргумент, идея или концепция автора базируется на неком научном термине или обращение к научному дискурсу является их принципиальной частью.
В ряде случаев остаётся только недоумевать, когда авторы серьезно не понимают, что слово «хаос» может использоваться не только в значении, характерном для современной физики. Да и, что также показательно, они не обращают внимание на то, что у постмодернистов в действительности есть конкретная наука, заимствование из которой имеют большое значение. Речь о лингвистике. Правда, трудно представить ситуацию, что какой-нибудь лингвист всерьез будет делать вид, что не понимает как, допустим, термин «синтагма» (с лёгкой руки Ихаба Хассана) используется постмодернистами и почему именно это слово было заимствовано с изменением первоначального смысла.
Критика стиля письма — это не критика философии. С Брикмоном и Сокалом даже можно местами согласиться в том, что некоторые метафоры, использующие научный вокабуляр, выглядят странно и в целом непонятны. Но то, что теоретик плохо пишет не означает, что в той же степени плохо и то, о чём он пишет. Уловка Брикмона и Сокала состоит в том, что они выстраивают некоторую скользкую дорожку от «злоупотребления научной терминологией» до релятивистской парадигмы постмодерна, к которой якобы принадлежат критикуемые. Это просто non sequitur — из одного не следует другое.
Неудачная гипотеза
Разобравшись с общими моментами, продвинемся к неудачной гипотезе, которая лежит в основании «Интеллектуальных уловок». К слову, эта же позиция имела удачный эффект в случае розыгрыша. Сторонники мифа об «Уловках» могут посчитать, что Сокал сделал стилизацию под постмодернистов, опубликовался и поэтому в книге критикуют стилистику, которая позволяет публиковаться, всего-то используя «умные слова» и не выражая своей работой чего-то по существу. Это не совсем так. Авторы считают, что существует злоупотребление научным вокабуляром со стороны философов и постмодернистов.
Далеко не для каждого представителя этого направления язык физики и математики играет существенную роль. И не потому, что они обскуранты, просто большинство постмодернистов занимаются вещами из совсем иной области. Есть два примера мыслителей, один из которых упомянут в книге, а другой нет.
Начнём с Мишеля Фуко, который в «Уловках» не разбирается. Круг его интересов связан с исторической и политической сферой, вопросами о субъекте и социуме. И в этом смысле он является контрпримером, будучи постмодернистом, не злоупотребляющим естественнонаучным языком.
При этом Жан Бодрийяр смог заслужить отдельной главы в «Уловках». Действительно, можно даже согласиться, что некоторые используемые им метафоры, отсылающие к концепциям из мира науки, порой с трудом поддаются дешифровке, а иногда кажутся и откровенно бессмысленными. Но, сможем ли мы найти какую-нибудь важную концепцию Бодрийяра, основанную на таком злоупотреблении? Насколько нам известно — нет, ведь его идеи касаются в первую очередь сфер социальной философии, онтологии, эстетики и т.д.
Для простоты разделим гипотезу о злоупотреблении научным вокабуляром на «слабую» и «сильную» формы. Под «слабой» мы будем понимать исключительно стилистическую критику, направленную на указание неправильного использования терминов, что не имеет существенного влияния на идеи разбираемого текста. В слабой форме критика Брикмона и Сокала не касается идей критикуемых мыслителей, а только того, как именно эти идеи выражены и описаны. Например, в таком смысле критикуется Бодрийяр. Это особенно заметно, если обратить внимание на то, что Брикмон и Сокал почему-то вместе с философскими работами припоминают и книгу из серии «Cool Memories», в которой выходили афоризмы и дневниковые записи Бодрийяра.
Под сильной формой критики мы будет понимать злоупотребление естественнонаучным вокабуляром, которое ведёт к заведомо ложным теориям. То есть, если некая идея или концепция в существенной степени зависит от корректности использования научных терминов, то претензия Брикмона и Сокала вполне может быть рассмотрена как серьезный философский аргумент, а не как рекомендация по стилю письма.
Есть ли в уловках кто-то, кто очевидно подходит под такое описание? Пожалуй, это Поль Вирильо, который выстраивает причудливое теоретическое построение из месива естественнонаучных понятий. В его случае критично обнаружение неправильного использования терминов из элементарного курса физики. В главе про Вирильо аргументация авторов работает так, как это себе представляют сторонники мифа об «Уловках». Грубо говоря, учёные разоблачают концепцию, построенную на неправильном использовании терминов физики. Но касается ли это философии постмодерна вообще?
Например, сразу вспоминается влиятельный архитектор, занимавшийся теоретическими изысканиями — Чарльз Дженкс. Разбор его работ можно было бы воспринимать, как некоторую критику постмодерна в целом, но Брикмон и Сокал выбирают Вирильо, который занимает очень специфичную нишу.
Чтобы окончательно разобраться, чем же являются «Уловки» — содержательной критикой или скорее стилистическими наставлениями, давайте кратко осветим то, как критикуются другие упомянутые в книге представители постмодерна.
В случае Лакана наиболее очевидна слабая форма критики, так как сами авторы обозначают исключительно претензии к обращению с математическими терминами. Аналогично и с Кристевой. Сокал и Брикмон напрямую указывают, что их волнует именно необоснованность использования математических понятий в области лингвистики и психоанализа.
Заметим, что «слабая» критика не означает, что в ней нет смысла. Действительно, такой совет по работе с текстами мог быть полезным для Кристевой, если бы она сама не отказалась от «злоупотребления научными терминами» скорее, чем были написаны «Уловки». Про это знают и Сокал с Брикмоном, которые достаточно странно оправдывают включения Кристевой: они отмечают, что на момент написания книги её тексты стали корректней, но почему-то нужно разобрать старые тексты, которые по словам самих же авторов ещё не постструктуралистские и демонстрируют «структуралистскую распущенность» (метафора вполне в духе постмодернизма, нет?).
Прежде чем перейти к следующему герою разбора, подобно Сокалу и Брикмону, включим в этот текст небольшое интермеццо. Есть один факт, который скорее всего вызовет когнитивный диссонанс у любителей мифа об «Интеллектуальных уловках» — авторы этой книги считают психоанализ научной областью.
Наиболее подробного разбора удостоилась Люс Иригарей, которая своими текстами в чем-то даже предвосхитила последующую стилистику феминистических изысканий. Это достаточно эклектичные работы, в которых политические рассуждения смешиваются с отсылками к механике жидких тел, что по итогу выливается в идеи вроде маскулинности физики. Космология, психоанализ, сексуальность — всё это смешивается в феминистской логике подозрения Иригарей, что и навлекает критику. Несмотря на то, что здесь скорее дело в теоретическом сумбуре, а не в злоупотреблении научными понятиями (как кажется, рассматриваемый вид злоупотребления касается и философских, и политических терминов), критика Иригарей скорее принадлежит сильной форме. Так как Брикмон и Сокал демонстрируют существенную неточность в обращении Иригарей с научными концепциями, которые значимы для её теорий.
Когда же дело доходит до Латура, то чувствуется естественная академическая неприязнь со стороны авторов к человеку, который преуменьшает роль ученых. Возможно, поэтому для разбора выбирается работа, в которой социолог разрабатывает семиотическую интерпретацию специальной теории относительности. Латур, конечно, «посягает на святое», но не так сильно, как может показаться. В конечном счёте, это всего лишь прочтение, от которого можно отказаться простым утверждением: «Специальная теория относительности не нуждается в семиотической интерпретации».
Тем не менее Брикмон и Сокал берутся анализировать интерпретацию Латура. Здесь у них тоже получается критика в слабой форме, ведь прочтение Х через призму Y уже само по себе предполагает некоторые искажения X. Точно таким же статусом будет обладать любое прочтение теории Эйнштейна через другую дисциплину.
Что любопытно, Брикмон и Сокал находят на удивление мало неточностей (особенно в сравнении с Иригарей, которая разбирается главой выше), да и только одна является существенной (про системы отсчета). Как бы то ни было, даже большие допущения могли бы полностью объясняться жанром работы Латура. Фактически же, если исключить элемент оценочных суждений Брикмона и Сокала, мы скорее видим, что Латур достаточно осторожно подошел к такому экстравагантному действию как семиотическая интерпретация научной теории.
Напоследок авторы разбирают Делёза (и Гваттари), приходя к «шокирующему» выводу о том, что Делёз пишет непонятно. Дело здесь далеко не в злоупотреблении научными терминами, но тем не менее Брикмон и Сокал не находят моментов (или не понимают, где они имеют место), где теория Делёза основывается на чем-то из области науки. Такую критику можно свести к тому, что слабая сторона стилистики письма Делёза в том, что он порой непонятно к чему использует научные термины, вместо более ясных аналогов из обыденного языка.
Что мы имеем в итоге. Из восьми авторов шестерых критикуют за стиль и манеру письма — это не значит, что это не релевантная критика, просто она литературная и редакторская по своей сути. Только в двух случаях есть основания полагать, что злоупотребления научной терминологией лежат в основании концептуальных построений, а поэтому и сами идеи этих авторов (Вирильо и Иригарей) скорее являются ложными или, по крайней мере, спекулятивными.
Таким образом, критика Сокала и Брикмона скорее носит характер литературной. И то, если мы допускаем, что в каждой конкретной ситуации это правомерные замечания по стилю письма и использованию слов. В рассуждении выше мы это допустили, чтобы пойти навстречу авторам и не затенять общую проблему потенциальными частными неточностями. Фактически же даже в слабой форме их критику не всегда можно назвать уместной (как в примере с пониманием слова «хаос» у Делёза), так как с их стороны не возникает ясного ответа на вопрос о том, а почему научные термины нельзя использовать в метафорическом или поэтическом значении? Даже больше, подспудно гипотеза Брикмона и Сокала строится на необходимости каких-то особых правил в обращении со словами из научного дискурса. Такое утверждение нуждается в отдельных серьезных обоснованиях. Или, если сразу же переходить на уровень практики, то властных инструментов.
Путаница с ярлыками врага
Момент, когда в книге, посвященной критике постмодернистов и постструктуралистов, авторы внезапно обращаются к структуралистским текстам Кристевой достаточно явно намекает на существенную путаницу с ярлыками врага. По ходу дела Брикмон и Сокал используют три главных слова для обозначения критикуемых: «постмодернист», «постструктуралист» и «философ».
Абстрактность этой ассоциативной триады сглаживает углы, позволяя выносить общие суждения толком не разобравшись, кого именно они касаются. Важным упущением оказывается уравнивание постмодернистов и мыслителей, которые на постмодернизм повлияли. Надо понимать, влияние на философию откуда-то извне иногда ведёт к появлению концепций-доппельгангеров — тот же лакановский психоанализ остался верен клинике, но наряду с ним возникает философско-теоретическая интерпретация (например, в духе Жижека).
Слово «постмодернист» выбирается главным ярлыком и обосновывается удобством. Что проблематично, ведь истоки постмодернизма находятся не только во Франции. Признавая эту сложность, авторы делают утверждение, что всё-таки основное влияние имели французы (причем те, что указаны в книге). Правда, никак свою точку зрения не обосновывают. Вопрос остается неразрешенным, ведь заявленная в названии «критика философии постмодерна» не может исчерпываться разбором исключительно французских философов.
При этом, постструктурализм на момент написания «Уловок» действительно можно назвать преимущественно французским явлением, но он не тождественен постмодернизму. Наконец, философ — это не просто человек, который придумывает теории и пишет некий нон-фикшн. Мы не настаиваем на своей трактовке в столь дискуссионной теме, но обычно философами называют людей, которые не только придумывают проблемы, но и разрешают.
Как бы то ни было, авторы «Уловок» не удосуживаются точно очертить, в каком смысле они используют все вышеизложенные термины. Есть только довод в пользу удобствы ярлыка «постмодернисты», но, видимо, только для самих авторов, которым нужно сделать вид, что они имеют дело с неким философским направлением. В конечном счёте Сокал и Брикмон строго следуют только двум критериям: современности (все представленные в книги мыслители их современники) и национальности (все они французы).
Поэтому, отметим, что концентрация на слове «постмодернизм» — это также уловка. Мы видим у Брикмона и Сокала буквально следующий абсурдный подход: мы для удобства называем критикуемых постмодернистами; следовательно, мы критикуем постмодернизм.
Что забавно, Сокал и Брикмон указывают, что не желают, чтобы значимость их критики оценивалась только факту употребления слова «постмодернизм» (но при том почему-то оценивать значимость философских работ только по факту употребления некоторых слов можно). Как было показано выше, «Уловки» плохи не только ввиду спекулятивного понимания ярлыка врага, но в том числе и поэтому.
Почему французы пишут именно так?
Как ни странно, но сама работа затрагивает действительно важную тему о стиле письма во французской философии ХХ века, который во многом определил и стиль современного континентального письма. Глядя на приводимые Сокалом и Брикмоном цитаты непременно задаёшься закономерным вопросом: «А разве нельзя было написать проще, избегая словесных сложностей?».
В ответ хочется вспомнить историю Джона Сёрла, который однажды задал подобный вопрос своим континентальным коллегам. С его слов Мишель Фуко пояснил, что во Франции хотя бы 10% текста должны быть непонятными, иначе тебя не будут воспринимать всерьез. Когда же Сёрл пересказал это Бурдьё, то тот добавил, что всё хуже, и непонятными должны быть все 20% текста. Здесь можно самому подумать над тем, был ли это серьёзный ответ или же американец не уловил иронию французов над странным вопросом заморского коллеги
Следом стоит вспомнить локально известную премию «Bad Writing Contest», где гуманитарии награждают других гуманитариев за плохо сформулированные предложения. Несмотря на то, что конкурс проходил в то же время, когда издавались «Уловки», французов, несмотря на все их «старания», не наградили. Самые известные из одержавших победу — Фредрик Джеймисон и Джудит Батлер.
Сами французы собственную философию естественно понимают. Брикмон и Сокал в ряде случае демонстрируют явно показное непонимание (понимаю Бурдьё, но не понимаю Бодрийяра — звучит как анекдот). При этом попытка стилизации письма под французский стиль на другом языке — это определённо тенденция, имеющая негативные следствия. К сожалению, над этим авторы «Уловок» не задумываются.
Причины популярности
То, что называют постмодернизмом в философии — это указание на большой пласт текстов, так или иначе ассоциированных со словом «постмодерн». Нет ничего удивительного в том, что, например, знаток французской теории ХХ века может не очень хорошо ориентироваться в изысканиях Зигмунта Баумана, Фредрика Джеймисона или Перри Андерсона. Иными словами, нет явного передела в том, сколько постмодернистского интеллектуального контента нужно осмыслить, чтобы достоверно высказываться о философском постмодерне в целом. Хотя, определенно, это подразумевает знакомство с базовым словарем концепций, французской и американской линией постмодерна, частью континентальной философии, чтобы понимать генеалогию и то, какие теоретические сюжеты привели к состоянию постмодерна.
В этом свете «Уловки» удовлетворяют тех, кто, в принципе, хочет иметь мнение о постмодерне в философии, но не хочет обременять себя знакомством с ним. То есть, в глазах читателя — это нередко простой аргумент, который по большей части направлен даже не на критику оппонентов, а на убеждение себя в том, что всё это точно не нужно читать. Как можно заметить, тут задействован принцип «обратного герменевтического круга», когда знание возникает из нечтения. Если же без шуток, то «Уловки» популярны именно в этом качестве простого квази-аргумента, который позволяет имитировать наличие позиции по теме, не вкладывая усилия в её изучение.
Как критиковать постмодернизм?
Стоит заметить, что по ходу статьи мы не высказываемся за или против постмодернистов в философии. Мы лишь показываем несостоятельность критики Сокала и Брикмона. Хотя уже это можно воспринимать как некоторое «за». И это ещё один недостаток книги: в ней трудно найти четкие доводы (а не мнения и позиции), которые можно было бы рационально разобрать. В конечном счёте, только гипотеза о злоупотреблении научным вокабуляром оказывается существенной, ведь она претендует на серьезный разоблачительный пафос в своем сильном варианте, но имеет смысл и в слабой ипостаси как критика стилистики.
Нельзя не заметить странный параллелизм этой гипотезы взглядам Деррида, который предлагал обращать внимание на то, каким вокабуляром злоупотребляет автор, чтобы раскрывать его скрытую сосредоточенность на определенном символическом порядке. Правда, деконструктивисткий подход был бы интересней, ведь он бы не проигнорировал очевидного вопроса. Если верно, что постмодернисты злоупотребляют естественнонаучным вокабуляром, то почему именно им?
Но вернемся к вопросу критики. Где же тогда искать аргументированную критику или апологию постмодернистов, постструктуралистов и французских философов ХХ-го века? Естественно, в работах компетентных людей: самих философов и историков философии. Поэтому, в первую очередь здесь стоит предложить обращать внимание на корректные узкие исследования — диссертации и статьи. В них всегда содержится элемент критики: от микродоз до вполне ощутимого разбора на атомы.
Например, можно обратить внимание на работы Хабермаса, в которых тот критикует Фуко и Деррида. Для критики Бодрийяра можно посмотреть сборник «Забыть Бодрийяра», где люди вроде Зигмунта Баумана подробно критикуют изыскания француза. В обоих случаях авторы неплохо понимают континентальную философию того времени, а не берутся вещать со стороны. Если хочется, чтобы критика по тону всё-таки напоминала Брикмона и Сокала, то можно обратить внимание на Роберта Самуэльса, который сосредотачивает своё внимание на влиянии постмодернистских теорий на процесс образования. Если же вам хочется чего-то более скандального и принципиального, то обратите внимание на полемику Джона Сёрла и Жака Деррида, где один считает второго шарлатаном, но аргументированно излагает свою позицию.
Политически ангажированы?
Но зачем я это сделал? Я признаю, что я — растерявшийся старый левый, который никогда полностью не понимал, как деконструкция должна была помочь рабочему классу. —Алан Сокал.
Настоящей бомбой оказались откровения авторов и их знакомых после публикации (в т.ч. в приложении «Нарушая границы: послесловия»). Поиск несостыковок в «Интеллектуальных уловках» не производят особого впечатления, однако, у среднего интеллектуала могло остаться общее впечатление, что французские авторы ангажированы и тонко скрывают свое отступление от классического канона рациональной дискуссии, включающей отказ от намеренных подтасовок. Что в свою очередь позволяет их поставить на другой уровень или просто усмехнуться по поводу их успеха.
Увы, в таком формате критики принципиально важно: «А судьи кто?». И вдруг выясняется, что у самой работы Сокала и Брикмона была изначальная цель, крайне далекая от идеала научной непредвзятости и самокритичности. Оба автора считали, что необходимо повлиять на новое поколение гуманитариев, пусть даже через диффамацию интеллектуальных конкурентов, поскольку, по их мнению, излишнее увлечение Лаканом и Бодрийяром отвлекает левую молодежь от настоящей борьбы с глобальным капитализмом. Что особенно удивляет, так это то, что авторы, цитирующие Алана Райана («привечать Мишеля Фуко, не говоря уже о Жаке Деррида, к примеру, — настоящее самоубийство для сплоченных меньшинств») даже не знают, кем именно больше всего увлекаются американские студенты. Это как раз Деррида и Фуко, о которых в «Интеллектуальных уловках» не говорится почти ничего. Они буквально упоминаются через запятую, но детального разбора их цитат там нет.
Моя задача скорее политического характера: противостоять модному в настоящее время постмодернистскому/постструктуралистскому/ социально-конструктивистскому дискурсу — и в более общем плане увлечению субъективизмом — что является, как я считаю, враждебным по отношению к ценностям и будущему левого движения. —Алан Сокал.
Как бы смешно это ни выглядело, стоит четко осознать, что Сокал и Брикмон и не пытались понять, зато готовы были спровоцировать клевету и травлю. Нарисуйте себе картинку: Владимир Ильич Сокал и Лев Давыдович Брикмон громят французский постструктурализм за субъективистский оппортунизм и правый уклонизм. Вы действительно собираетесь делать выводы обо всём направлении (как это делают сотни отечественных преподавателей) на основе подобного текста? Впоследствии они попытались оправдаться ещё и тем, что университеты могли бы больше тратить на реальную науку, а не на непонятный им дискурс. С таким же успехом гуманитарии могут требовать закрыть вообще все кафедры физики, потому что большинству непонятно. Тест на естественнонаучный шовинизм авторы тоже не прошли.
Левое движение не будет эффективным, если оно не примет всерьез вопросы о факторе науки и этические ценности и экономические интересы. Решения, поставленные на карту, слишком важны, чтобы отдать их на откуп капиталистам или ученым — или постмодернистам. —Алан Сокал.
Такова, пожалуй, наиболее тёмная из тайн «Интеллектуальных уловок» — это политически инспирированный и заранее предвзятый труд.
Заключение
В сухом остатке: «Интеллектуальные уловки» представляют собой ангажированное прочтение постмодернизма, в котором сам факт предвзятости скрывается. Критикуемый ими постструктурализм дал широкую и проработанную теоретическую основу того, почему он не может быть свободен от ангажированности (это не только не скрывается, но и подвергается рефлексии). Плюс претензии настоящих ученых, которые не только рассыпаются в прах, но и дискредитируют саму науку. Разве можно назвать ученым человека, который (пусть и притворно) не может понять, что два символа, разделенные чертой — это не обязательно операция деления? Более того, Сокал и Брикмон если и ратуют за науку, то только стереотипную и идеальную (которой не существует) — ведь всем своим стилем они изображают удивление и непонимание метафор. Это на фоне того, что вторая половина ХХ века активно пытается изучать концептуальные метафоры, в том числе в языке науки.
Длительная дискуссия об ответственности ученого также ничему не научила этих «критиканов», они даже не допускают мысли, что их текст будет использован отнюдь не во благо науки. А например, для обострения розни между гуманитариями и естественниками. Или для укрепления в социально-гуманитарных науках позиции махровых ретроградов — не тех осторожных консерваторов, пытающихся сохранить ценное из наследия прошлого, а именно ретроградов, ненавидящих в науке и философии всё новое, просто потому что оно новое. Наконец, именно их попытка связать всё дурное в современной академической сфере с ярлыком «постмодернист» уже в средней перспективе провоцирует лишь рост формализма в этой среде, ведь по сути можно нести любую чушь, если вдруг вам удалось убедить сообщество в том, что вы не постмодернист, а представитель какого-то другого «-изма».
Так и возникает простая дилемма. Либо вы видите ученых, которые полностью провалились как ученые (по своим же стандартам), вплоть до подтасовок (а это конец репутации и «вон из науки»), либо вы видите ангажированных писателей, которые в целом сами же попадают под собственные представления о постмодернистах — только даже как постмодернисты они скучны и вторичны.